повисают и прочь ускользают,
                           чередой облаков выплывают
вместе с обморочным дыханьем,
                          расходясь в атмосфере
как туман, в кучевые ли соединяясь
                          большие массивы
или перышком белым –
                   ах, неслышным Воздушным Голландцем
отплывая в лазурную даль, там пугая Эль-Аль
иль залетный Аэрофлот
                          над глубоким ландшафтом,
проплывающим между ступнями
                          босых моих ног:
два освещенных солнцем хребта,
                          параллельных, Ливан и Хермон,
пара горных цепей,
                          протянувшихся берегом узким
шириной в двести верст (это maximum!);
                          западный склон,
обращенный к Ям-Атихон,
                          к Средиземному морю, восточный –
к Аравийской пустыне;
                          вдоль – родясь у подножья Ермона
и на юг устремившись – река по низинам болот
протекает, совсем пропадает
                          в мутных водах Мерома
с камышами и гнилью его, выбираясь опять,
 запевает, струясь,
                          и бежит к мощным глыбам базальта –
камням, нахламленным вулканом;
                          в теснине вскипая, рывком
разливается, став Галилейским, благословенным
морем грезы и яви – и сердце мое, стоит вслух
это имя произнести,
                          тихо плакать во мне начинает.

И дальше, и дальше стремит свои воды Иордан –
гордость этой земли, Инд ее или Волга,
                          планетарная слава и влага,
которую пьете вы еще и сегодня,
                          в которой крещенье
принимаете, или сверкающе плещетесь,
                          возле которой
знойно дремлете в солнечном гуле
                          на пляжах Флориды
и Бат-Яма, и Варны, акватория мира, где страх
супертанкеров бродит и атомоходов, из коей,
охладясь, образуются айсберги в дымке
                          и лед на горах;
освященная влага, которую вы из клозетов
по утрам с девяносто седьмого своего этажа
вниз пускаете дружно – и ревет Ниагара такая
в мощных трубах, такой говнопад;
                          но когда из небес
сыплет реденький дождик, светлый весь,
                          как из лейки,
или тьма грозовая
разверзается в высях над вами,
                          озона обвал, утоляя
ваши пашни, и озимь, и сад, –
как же можете вы, в торжество водосвятья,
                          среди капель и струй
обо мне позабыть, вашем Боге,
                          водой окропленном? В Синайской
плоскогорной и горной пустыне, в которой осадки
составляют, по сводкам ООН, в среднем 10, 15

миллиметров per annum;
                          в Перуанской пустыне; в Ливийской,
где дождей или снега вообще не бывает,
                          нет понятий таких! –
обо мне вспоминайте,
                          гидрогенном современнике вашем:
2800 орбитальных кругов среди звезд
на Земле занимает процесс обновленья
                          всех водных ресурсов.

Шар земной тихо вертится:
                          отдаляясь, плывет подо мной
то поселком рыбачьим пейзаж,
                          Кфар-Наум, то глухим городком
Бет-Лехем, и опять в той воздушной
                          я вижу щели –
путь бесстрашный, мой дерзкий маршрут,
                          юный дрейф поисковый
по следам Шуламиты,
                          терзающей с детства любви:
фантастический, сказочный
                          Козий Источник – Ен-Геди
в овлажненном оазисе,
                          пальмы и желтый бальзам,
виноград среди мертвых песков
                          на почти неземных
берегах Ям-Амелэх – воды, что собою являет
феномен в этой вечно для всех
                          тектонической зоне; Ен-Геди,
где сердца расцветают кипером, и – словно песнь
или тост – возносили молитвы ессеи,
                          они меня и приучили
к вину; ой, Ен-Геди у моря,
                          в котором не встретишь ни рыб,
ни зверей – лишь бактерий наплыв;
                          Хешбон, старый град амореев,
моавuтян обитель, и город евреев, с вратами
Бат-Равим и двумя озерцами
голубыми – такими,
как царю Соломону со сна или вдруг с бодуна
показались глаза у девчонки;
                          Тирца – город-невеста,
Тель-эль-фара у н и х называется он;
                          горный кряж,
где поздней в двух глубоких пещерах,
                          Схул и Табун,
обнаружили вы, докопавшись, сенсацию века,
мацерированые черепа человека;
                          поросшие склоны –
дуб и маквис, олеандр и мирта, и веет
левантийский – к Антиливану –
                          от диких фисташек
горьковатый, листвою трепещущий ветер;
                          Галил –
Галилея моя на холмах под садами орехов
и гранатов, и яблонь, с большими кругами теней
– словно солнечные часы –
                          вокруг пальм, зной и пыль, городишко
Назарет, Аль Насира, Нацрат,
                          с синагогой по тем временам,
Банной улицей, вдоль протянувшейся,
                          к самым дальним окраинам, хатам
глинобитным, крестьянским дворам,
                          где, белея, чеснок
и мешки хлебной нежной муки
                          вверх вздымались, тoпopщаcь горами;