ЖЕНСКАЯ ЧАСТУШКА ЗА ОКНОМ
Вот окончилась война,
И осталась я одна!
Я и лошадь, я и бык,
Я и баба, и мужик!

СТАРИК (к моему Отцу)
А много ли на фронте ты убил?

МОЙ ОТЕЦ
Я не считал. Не помню.

СТАРИК
Что ж ты, парень,
Не сосчитал? А я так всё считаю:
Вот вернулся Феофил –
Восемнадцать убил!
Вот вернулся Ермил –
Двадцать девять убил.
Вот вернулся Сергунок,
Ворошиловский стрелок,
Ровно сорок он фашистов,
Ровно сорок застрелил!
А Федька Соколов – тот не вернулся...
Да может там, на фронте, счет другой?..

МУЖСКАЯ ЧАСТУШКА ЗА ОКНОМ
Мы сражались, мы сражались
Мы сражались далеко,
Где немецкие снаряды
Роют землю глубоко!
Роют землю и песок,
Дорывают до досок,
Где лежит родная мать –
Вместе горе горевать!

СТАРУХА
А кто зарежет?
                      ...Тут я оглянулась.
Старуха посреди избы стояла,
В одной руке держа корзину яблок,
И курицу – в другой. И на старуху
Была похожа курица точь-в-точь:
Такая же уютная, рябая...
Вот только что бродила у ворот
В своей стране квохтанья и хлопот,
Хозяйственно травинки разгребая.
Старуха повторила: – Ну, так кто?
Я Рябушку – вот не могу, не буду!
Старик сказал сердито: “Не хочу”.
А Мать с Отцом сказали: “Не умеем”.
И вдруг, как будто кто-то за язык
Меня тянул – я встала и сказала:
– Давайте, я.
                             Вручили мне топор,
И вслед за бабкой вышла я во двор.
...Я курицу к полену примостила,
И желтые чешуйчатые лапы
Ногой прижала. У нее на шее
Рябые перья ровной пирамидкой
Нахохленно взбегали друг на друга,
И неподвижный отрешенный глаз
Предчувственно затягивался пленкой.

Я видела, как режут кур. И так же
Я поступала – словно не впервой,
Но как во сне, куда-то уплывая,

И телу было тошно и легко,
Я провела по лезвию рукою,
Повыше закатала рукава,
Пристроила ей голову на плаху,
И, торопясь, ударила с размаху, –
И напрочь отлетела голова.
Ну, вот и всё! Но тут движеньем мощным
Вдруг вырвались чешуйчатые лапы
Из-под меня, и птица, отряхнувшись,
Без головы
           безумно
                      побежала...
Она бежала прочь...
Как будто бы не веря,
Как будто голова –
Невелика потеря,
Еще под ней земля
Круглилась и теплела,
Привычно и легко
Неся пустое тело.
Она бежала так
Под солнцем, над травою,
Как будто все равно
Останется живою,
И лапы, как всегда,
Впечатывала плоско,
И видела – без глаз,
И помнила – без мозга,
Как много было здесь
Призывов и подачек...
Из шеи у нее
Багровый бил фонтанчик.
Но вдруг под ней земля
Предательски пропала...
Тогда она упала –
На яблоки, в корзинку. Залила
Своею кровью яблоки. И крикнул
Старик с крыльца: – Кулема ты, малявка!
Суется, косорукая, разиня!
Ну, кто ж так режет?!
                          Бабка подхватила
Убитую, и унесла щипать.
Старик ушел. А я стояла молча,
Держась за мать, и пристально смотрела
На яблоки, испачканные кровью.
...Две женщины к нам тихо подошли.
“Вы не берите яблоки. Глядите –
Зеленые совсем”, – одна сказала.
Другая возразила: “Ничего,
Такая уж зеленая порода”.
“Вы не берите яблоки. Глядите –
На них кровища”, – первая сказала.
Другая возразила: “Ничего,
Отмоется”. И первая шепнула:
“Вы не берите яблоки... у них!”
И крикнула другая: “Да чего там!
Не слушайте, не слушайте, берите!”
И Мать взяла. Старуха притащила
Ощипанную Рябушку, нет, куру,
Обычную, привычную еду –
И мы втроем по берегу речному
Пошли домой. У самой Меты присели
На корточки, чтоб яблоки помыть.
Чуть только в воду яблоко входило –
Мгновенно розоватым, кровянистым
Окутывалось облачком оно.
Кругом толклись прозрачные рыбешки