И водка разливалась, как вода.
И мальчики сухие не пьянели.
И только очи серые – синели:
Им было – до любви,
Не до стыда.

Мы жили оттого, что иногда...

СОЛДАТСКАЯ ВОДКА

Надерусь –
                 и глаза, как у волка:
тяжелеет, кровавится взгляд.
У солдат – невеселая водка,
злая водка у русских солдат.
Мы ее не сосали запоем.
Не лакали рассол по утрам.
Получали, как хлеб, перед боем
полтораста наркомовских грамм.
Получали –
сердца горячили.
Погибали без поз и без фраз.
Не по той ли солдатской причине
невеселая водка у нас?..

* * *
Нельзя во имя жизни
                 убивать:
Слезами всё – и кровью! – отольется.
Наш ярый флаг
Кровавой птицей бьется –
И рвется, и не может улететь.

Как просто было всё предусмотреть,
Особо то, что в руки не дается.

Нельзя во имя жизни
                 убивать –
Живую душу ломом выбивать
Из глиняного, хрупкого сосуда.
Нельзя особо,
                 если ты не бог.
Душа – не вздох (ни выдох и ни вдох) –
Ничто и всё,
Она – простое чудо.

А как нам не хватает простоты!
Мы городили
                 царство-государство,
В фундаменте которого – коварство
И зла взрывоопасные пласты...

* * *
Я всего лишь уснул – не усоп.
Но, как в прошлом, у черного Стрия,
кто-то клюнул солдата в висок
и запел,
и захлопали крылья.
Это – кочет.
С помоек и кочек
много ль видят глаза-калачи?
Корчи кошек на крышах и кончик
над плетнем – городской каланчи.

А за мной – города, города
в три ряда,
как солдаты на марше.
Машут руки, и движутся наши,
и в полнеба пылает звезда.

Я еще ничего не успел.
А меня уж и кочет отпел.
Вскинул гребень и выпучил зоб.
Точит клюв и таращится в оба.

Я всего лишь – уснул –
                 не усоп:
мы еще разочтемся до гроба!

* * *
Вы не Бога убили,
вы Бога убили в себе,
это самоубийство! –
страдающий род человечий.

Положи мне на плечи,
пока не трубит на трубе...
и от трубного гласа
не гаснут наивные свечи.

Положи мне на плечи
простые сомненья твои –
в желатине пилюльки
аптечнодвадцатого века.

Эти падшие ангелы,
бывшие дети любви,
эти – Бога убившие! –
ищут убить человека...

* * *
Да, я не скромен.
А кто же скромен
На том изломе,
Где бой вершит?
И пусть не скромен!
Хирургом скроен,
свинцовой строчкой
отменно сшит.

Я сходу падал,
лежал, как падаль.
Глядел сквозь годы,
внезапно слеп.
Был тих, как шорох.
Был нем, как порох.
В дороге дорог,
как теплый след...

* * *
Снова – фронт:
                 с пополненьем прибыл,
прописался у старшины.
Здесь по-прежнему главным – триппер,
бог Отечественной войны.
Говорит старшина:
– Будь, как дома!
А в каптерке, один на один: