Марина БАХИЛОВА

ИСПОВЕДЬ

Вечер. Дождь. За окном уже осень и падают листья. Когда я смотрю на них, мне хочется тоже быть одним из тех желтых осенних листьев, которые мчатся куда-то вдаль, просто оторваться от дерева и улететь, куда-нибудь от всего этого, от всей моей жизни. У меня нет желания жить, у меня нет интереса к жизни.
Мне всего 17 лет. На столе лежит кипа книг, на которые я не могу смотреть даже с отвращением.
Сегодня моя жизнь упала с обрыва. И я все время падаю, а там внизу наверняка бездна неизвестности и зацепится пока не за что. Мою жизнь переломили всего лишь несколько слов: “Ты испортила и будешь, наверняка, портить все, что было и будет в моей жизни”. Нет, не хочу думать об этом, уйдите, уйдите, ну, пожалуйста, умрите в моей голове мысли раз и навсегда...
Теперь в моей душе просто вечная осень или хуже, холодная зима, иногда с пушистыми белыми снежинками, а все же колючими, впивающимися в мое сердце и разбивающими его в вдребезги кровавых осколков.
Я опять падаю с обрыва, а там наверху, на земле, стоит моя подруга и смотрит на мое падение, моя самая лучшая, бывшая подруга... Перед глазами снова и снова встает эта ссора. Перемена. Шумно. Она рассказывает мне про одного из тысячи выдуманных и настоящих знакомых, с которыми она встречается, хотя у нее есть друг, настоящий друг. Внезапно я прошу телефон этого знакомого, просто так, проверить, врет она или нет. Крик. Ее крик. Она кричит на меня. “Ты портишь и будешь наверняка портить все, что было и будет в моей жизни”. На глазах слезы, а может, я уже плачу, не знаю. А она кричит, орет на меня так, как будто хуже меня, нашей дружбы с ней в этой жизни ничего не было.
Тишина, секунды две она стояла и смотрела на меня как бешеная собака. А я... нет, меня уже там не было, я была где-то, но не здесь.
Все мне говорят, твердят: надо все забыть или выбросить из головы, как неудавшийся рассказ, но я не могу. Меня не понимают, мне никто не понимает. Господи, но она просто дура, теперь в ее окружении, почти не осталось правдивых людей, вторая подруга просто подхалимка и двуличный человек, я бы так не смогла: в глаза приветствуешь искру, а за глаза хохочущий над ней костер. Неужели не видит она, кто ее окружает, ведь обжигалась уже много раз, но потом будто заливала водой этот хохочущий огонь. Нет, все же она слепа, слепа, как бездомный щенок, который ищет тепла, но не находит его и прислоняется к худшему, к холоду, а может, это я, этот щенок?
С каждой минутой моей жизни я все больше уверена, что я на одной стороне, а весь остальной мир на другой. Просто как будто я на Марсе, а они на Земле. В такие минуты мне хочется кричать, звать, бежать, умолять идти, делать хоть что-то, только бы не думать об учебе, о том, что я сегодня явилась черной полосой в жизни лучшей бывшей подруги или задавать себе вопрос: зачем я появилась на этот свет, нужна ли я этому белому свету.

Уже ночь, а я все так же сижу, забившись в угол. Может уснуть? Ведь как говориться утро вечера мудренее. Закрываю глаза, темно, чувствую, как холод бежит по моему телу и вместе с этим холодом в меня проникают горячие обжигающие слезы, которые сталкиваются с этим неуютным холодом и получается как раз то, что творится сейчас там, внутри меня: обжигающее лето и холодная зима.
Меня могут осудить, просто сказать, что я неуверенный, боязливый человек, но это совсем не так, задумайтесь, а как бы вы поступили на моем месте? Хотя знаете, мне уже все равно, потому что я до сих пор падаю, и нет спасательной ветки дерева, нет надежной руки, да и нет никого возле меня, кроме моей семьи, семьи! Нет, семья это нет, чего-то большего... и снова ночь, и снова мрак, неисчезающие мысли и тишина вокруг меня.
Машинально включаю радио, чтобы не сойти с ума от моих бредовых мыслей, не важно, что сейчас играет, главное, чтобы оно играло. Главное знать, что я еще не на Марсе, а на Земле, на Земле, Земле живых людей, а не желтых осенних листьев.
Все надоело. Достаю скомканную бумагу, там его номер, она мне его со злости написала. Беру сотовый, пишу “ПРИВЕТ...”

Эльнара КУРБАНОВА

ДОРОГА С ВОЙНЫ

Он из огня, забытый и усталый,
С землистой кожей, с редкой бородой
Когда-то шёл, ещё совсем не старый,
Но от болезней и от слёз седой.

За ним горело месиво аула –
Большой, кровавый жертвенник войны,
И вместе с ним – остатки караула –
Уже посмертно все награждены.

Он мерил горы медными шагами,
И по уступам было не пройти.
На нём сидела с босыми ногами
Чернявая девчонка лет пяти.

Они брели куда-то без разбора
В дорожной металлической пыли.
Печальны, равнодушны были горы –
Лишь яркие цветы вокруг цвели.

Туман поднялся в небо. Вечерело.
Искринки замерцали вдалеке.
С последнего холма спустясь несмело,
Они устало подошли к реке.

Он сел на камень посреди потока
И весь облился ледяной водой,
И растворилась соль, что так жестоко
В его засела коже молодой.

Потом он промывал ребёнку рану
И долго перевязывал свои,
И было так спокойно – даже странно,
Что где-то рядом не гремят бои.