Ему не льстило званье эскулапа,
И не хотелось за неё страдать.
Но вот она спросила: “ты мой папа?”,
И он ответил почему-то: “да”.

Светлана КНЯЗЕВА

ГРОЗА

...А солнце садилось и закутывало всё в вечерние сумерки, прохладный туман. Некоторые травинки уже пожелтели, но осень ещё не собиралась завладеть сосновым лесом, непроходимой тайгой.
Ветерок нежно ласкал молодые кусты сирени и давно отцветшие ландыши. С гор доносился непонятный запах цветов и сена, еловых шишек и жёлтой, прозрачной, как мёд, смолы. Что-то трещало вдалеке, отдаваясь везде, чьё-то таинственное эхо пугало и настораживало. Ветер временами усиливался, рвался куда-то вдаль, скорбя и взывая о помощи. С каждой минутой он становился холоднее и сильнее, суровее вздымал и кружил пылинки на сухой дороге. Всё замерло.
Уже стемнело, но было видно очертания напряжённо застывших деревьев. Что-то застучало, как дробь, по листьям и веткам, деревьям и камням. Пошёл дождь. Всё небо затянули чёрные, злобные тучи. Внезапно вся чернь осветилась ярко-жёлтым зигзагом с синими прожилками, затрещала и, казалось, стремительно обрушилась на всё живое. Завертелась, закружилась и так оглушительно загрохотала, замотала провода, что рухнула вся надежда.
Раздавался такой угрожающий звук, как будто кто-то изо всех своих сил бил по железному баку огромным булыжником. Казалось, очнулся ото сна какой-то исполинский тролль, вышел из-под земли и решил поменять небо и землю местами. Небо трещало, раскалывалось на яркие искрящиеся куски, ломалось, скрежетало... Маленькие домики вот-вот должны были поглотиться, исчезнуть в этой неземной буре, утонуть в чьих-то разрывающих сердце слезах.
И я тоже проснулась, я плакала от дикого страха, кое-как нашла в потёмках бабушку и изо всех сил прижалась к ней.
В соседнем доме распахнулась дверь и билась, билась о стены, но её почему-то никто не закрыл. Дядя Коля приехал в этот домик вчера вечером и остался на ночь. Мы хотели бежать к нему, но почему-то не решились.
Утром бабушка понесла ему блинчики, а он сидел в кресле, но не как все, а как-то странно, съёжившись, и спал. Бабушка его долго-долго будила, но он почему-то не проснулся.
Я плакала весь день. А ночью он снился мне, живой и здоровый, Николай Васильевич. Мы даже не знали его фамилии, но когда по ночам шёл дождь, нам казалось, что он взбирается по горке и сейчас зажжёт свет в своём домике. Нам казались его шаги, но он больше не пришёл, а потом наступила осень, и мы уехали в город.

СПОРТИВНЫЕ МАГАЗИНЫ

Я просто обожаю ходить по магазинам... Особенно по спортивным. Там всегда очень вкусно пахнет новизной, свежими кроссовками и кожаными мячами. Люблю гулять по центру города и заходить в каждый попадающийся по пути спортивный магазин. Часами (если они у меня есть) стою и разглядываю тренажёры, горные велосипеды, ролики, хоккейные клюшки, которые мне не очень-то и нужны. Смотрю на снаряжения альпинистов и скалолазов, на обвязки и карабины, налобные фонари для спелеологов. Я знаю, что многое у меня уже есть, но всё равно не могу оторваться. Хочется чего-то нового, свежего, кожаного и упругого. Хочется примерить себе каску или новый спортивный костюм, оседлать новенький горный велик и мчаться, мчаться... Мчаться навстречу адреналину, опасностям, приключениям и... незабываемым впечатлениям!

Евгения КАЗИОНОВА

ХРУПКОСТЬ

...все такое стеклянное, ненастоящее... За окном по небу плывут тяжелые хрустальные облака, а на деревьях звоном бьющихся тарелок звенят заводные вороны. Солнце, по-зимнему холодное, кажется нарисованным дрожащей рукой начинающего художника. Фарфоровые стены комнаты, расписанные хохломой, давят и создают противное чувство плоскости в душе. Время тянется нитью железнодорожной полосы, забывая свойства времени, и превращается в резину. Скучно... я смотрю фильм, конец которого я знаю.
Хочется выбежать на улицу без шапки и вдохнуть полной грудью колючий воздух, чтобы грудь зажгло от декабрьского мороза. Нельзя. Если я сделаю шаг, или хотя бы пошевелюсь, фарфоровая комната разобьется. Рухнут стены, упадут облака, с веток попадают заводные вороны.. Этот тяжелый мир, такой хрупкий! Из-за неосторожного шага он рушится. И все приходится строить заново... упорно собирать по стекляшкам мозаику неба, заводить ворон. Нет. Я сжимаю желанье. Я буду смотреть фильм, конец которого я знаю.