Старый дом, как корабль плывёт.
И окошко во мраке
Всё не гаснет, как будто зовёт
С того берега братьев.
Лето ширится.
Плещет река.
Полыхают созвездья.
И на ранней заре облака
Зреют, будто соцветья.
И варакушка свищет в саду
О любви без изъятья!..
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Так – одну, в лихорадке, в бреду
И найдут её братья.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Ведёт сумеречный образ жизни.
Надпись на клетке со львом

I
Мутным утром коснёшься лица,
Заскулишь оробело,
Осязая с тупого конца
Незнакомое тело…
Кто я, где я, зачем я опять
В этом тесном сосуде?
Лишь недавно могущий объять
Божий мир, а не груди
Увядающей женщины – я
Вновь в застенке болезней,
Суеты, межеумства, вранья!
Веселей и любезней
Было плавать над милой землей,
Уходить в поднебесье,
Чем томиться бездушной игрой
В череде чужебесья.

Чем я думал, чего я хотел –
Славы, веры, обмана? –
Заплывая в печальный предел,
В даль живого романа.
Затонула пустая баржа,
Дно куда-то пропало…
Здесь уже одного куража
И желания мало.
Помнишь, был и напарник, и друг?
Помнишь, вместе рубились?
А теперь только смерти вокруг, –
Воедино склубились
Тени, призраки, страхи, грехи!
В небе ветер иудит,
И, как знать, запоют петухи,
Или утра не будет.

II
Горше к осени родины хлеб.
От чужбины – воротит.
Хорошо, пока молод и слеп,
На крутом повороте
Засмеяться под визг тормозов
Набегающей бездне.
Но в ярме невозвратных часов
Мне, как прежде, любезней.

Ну-с, пора приниматься, милок,
За старинное дело.

– Что, совсем?
– Да, совсем одинок.
– Где ж…
– Увы, отшумела.
Но уже отступать не с руки,
Не к лицу, не по летам.
Ладно, пусть не поют петухи,
Тьма – праматерь поэтам.

Я нырял туда. Музыка там,
Словно царская водка –
Настигает, плывет по пятам,
Величаво и кротко
Тянет, властвует –
Лоно,
Зеро,
Песня скорби и снега,
Растворяя златое ядро
Самобытного эго.

Там по странным орбитам кружат
Силуэты предметов.
Там прообразы судеб дрожат.
Там великих ответов
Хромосомы таятся на дне
Не разъятых корпускул.
Даже истина там – не в вине,
А в забвении тусклом.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Всё – коль словом не связано – блеф!
Но – у века в вольере,
Словно тот, прежде царственный лев,
Подчиняясь химере
Распорядка, закону неволь,
Карте вора на зоне,
Я сыграю известную роль
В кровожадной погоне.

Те, кто ближе сумел подойти,
Вы табличке поверьте:
Сумеречный я буду вести
Образ жизни и смерти.

III
Это холод желанной строки,
Золотой, не рожденной…

Не в угоду и не вопреки,
Но судьбе потаённой
Подчиняясь, её ты настиг
Трепеща и ликуя,
И шипит, и двоится язык,
Ждёт душа поцелуя.

Время заполночь. Самый разгар
Игр паранормальных.
Я пытал этот меченый дар…
Среди мест аномальных:
В чаще страха;
У древних могил;