– Кто ты, Павел? И Павел ли ты?
Словно нить парафина,
Таю, вспыхнув у нежной черты,
Погибаю, невинна.
И хочу тебя, и трепещу,
Изнываю и снова,
Прямо до смерти, снова хочу –
Жутко, жутко родного!

Слёзка, вниз соскользнув, на губе
Замерла, засветилась.
И опять, привлекая к себе,
Словно стебель, склонилась
Анна навзничь:
– Иди же, иди!
Я любить тебя стану.
Уж не важно, что ждёт впереди
И какому прорану
Уготовано сердце моё…
Боже, тьма без ответа,
Страсть сладка, и её забытье
Крепче жизни и света.

Заметалась по наволочке,
И, губу закусивши,
Угол простыни сжав в кулаке,
Вся забилась…
Но тише,
Тише стала.
А Павел, как стон,
Снова шепчет ей: “Анна,
Будь же жарче всех прежних мадонн,
Будь навеки желанна!”.

XVIII
Понесли! – во метели, во мгле
Мечут бег беззаконный
Кони-звери по скользкой земле,
Клубы, топот подковный,
По дороге, потом по степи,
Глядь, сбежавший из гроба,
Гоголь щерится вслед: “Уступи
Тройке, сводня-Европа!”.

Тройка – женщина в ражьем огне,
В наслажденье мятежном,
В пене, в бешенстве, в гриве, во вне,
В упоенье кромешном!
Тройка – женщина,
Взнузданный вихрь…
Слышишь тонкое ржанье?!
Мы не делим любви на троих,
Не смиряем вожжами
Этой скачки. По лютому льду,
По слепящему снегу,
На погибель, вразнос, на беду,
На последнюю негу
Свищет, плачет, смеётся душа,
Златоскифская птица,
И Грифоны её сторожа
Хмурят мёртвые лица.

Павел, финистом оборотясь,
Жертву бьёт на излёте
И когтит, и очами светясь,
Жилки трепетной плоти

Тянет, тянет, как сети со дна,
Плечи горбит, клекочет,
И глядит как, смертельно бледна,
Анна будто бы хочет
Что-то вымолвить…
Но изошли
Силы. Сникло сиянье.
Лоб в росе ледяной…
Лишь в дали,
Пронизав расстоянье,
Закатясь в самый дальний конец,
Там, у самого края,
Продолжает звенеть бубенец,
Серебром угасая.

XIX
Вещий обморок…
Всё, что могла
Отдала, отдарила,
А себе ничего не взяла,
А себя позабыла.
Мятый хлопок под ней, как снега,
Что погоней изрыты.
Беззащитна, беззвучна, нага –
Как в Аду Маргарита.

У изножия долго стоял
Мрачный Павел. С лихвою
Жизни вынул он, даром отъял…
И, качнув головою,
Улыбнулся, как ласковый бес,
Поверх сумрака глянул,
Обернулся и… махом исчез,
Словно в зеркале канул.
Звон струны.
Забубённая грусть.
Шорох ветра по кроне.
– Анна, помни меня! Я вернусь.
– Вспоминай о Хароне…

Но навряд ли запомнит она
Этот шелест невнятный.
Между нею и явью – стена,
Ей дороги обратной
В одиночку уже не найти.
Бредит… мечется… грезит…
Всё ей кажется посереди
Неба, ясно до рези,
Плачет малый младенец её,
Золотой, нерождённый,
Словно бьётся во Время своё
Вон – из глыби бездонной.
Как спасти его?
Нет, не спасти,
Не спасти в одиночку.
Он всё плачет небес посреди,
Удаляется, в точку
Превращаясь.
– Уходит, ухо-о-о…
Где же, Господи, где ты?!
Не оставь же меня со грехом,
Без надежды и света.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .