Кто ей Свет и Владыка.
Оттого ли пустынно в дому,
И бездарно, и дико?..
Боже правый, ужели башка,
Как приёмник Попова,
Ловит нервом волну “Маяка”,
(И другого такого
Тла и мусора пыльный сквозняк,
Как зимой паутина)
Ловит страх, ловит грех, ловит мрак...
Так ли Павла картина –
Лишь проекция вопля и мук
Тех, лишённых покоя?..
Поднимай же бойцов, политрук,
Для смертельного боя!
Поднимай же, душа моя, ввысь
И хоругви, и стяги,
Где начертано: “Верь и молись!”,
Где любви и отваги,
Словно золотом шиты, лучи...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Не узнает голуба
Как я строки, слова, кирпичи
Клал средь старого сруба,
Как выкладывал новый очаг,
Как мечтал о невесте,
И в каких заповедных ночах
Спрятал наше поместье!
То пространство, что я породил,
Что реальнее яви,
Я не вправе пустить на распыл,
Обустраивать – вправе.
Эта область сильнее меня,
Оттого-то лечу я,
Рифмой душу навек полоня,
Как на дно поцелуя.
Я лечу на прибрежный откос,
Где распахнута баня
После стирки. Белья – целый воз.
И румяная Аня,
На ветру расправляя крыла
Простыней и сорочек,
Кружит, как лебедица бела;
А счастливый комочек
Сердца падает от крутизны
Предстоящего лета,
Света, счастья ли... Это не сны
И не воля поэта.
ПЕСЕНКА АННЫ
Ой-ты, Финист, ясный сокол,
Прилетай, лети ко мне,
Обернись слепящим ливнем,
Что прольётся среди дня!
Обернись упругим ветром,
Обнимающим меня,
Обернись лучом рассветным,
Что пробудит ото сна.
Даже ночью, ночью тёмной
Я окна не затворю.
Я сожгу перо стальное
В заговоренной заре...
IV
Пусть поёт. Пусть не знает о том,
Что ж, ты, автор, готовишь…
Все преданья о веке златом –
Повествуют про то лишь,
Что в неведении счастья залог,
Мир – в незнании мiра,
И об этот простой оселок
Разбивается лира
И учёности и высоты
Просвещённого духа;
Тычем, тычем плебейское “ты”,
Так навозная муха
Норовит проволочь свой живот
По цветку и по хлебу,
Благо – воском божественных сот
Запечатано Небо.
Но засижен за тучами слов
Книжный свет и оконный.
И не виден сквозь грязный покров
Даже образ иконный.
И не духом, а правдою нищ,
Ты, с присущею ленью,
Ищешь слухи из церквы Мочищ,
След чудес обновленья.
То ли в рубрике “Чёрный квадрат”,
То ль – “Забавное рядом”
Ты читаешь: “Недавно у врат
Царских, вместе с окладом
Обновилась чудесным путём
Абалацкая Дева…”
Но сомнение ржавым гвоздём
Бдит у смертного зева.
V
Чудесами обласканный мир
Ане был изначально
Столь понятен… В посёлке Чагир
И светло, и печально,
И просторно, и сладостно так
У предгорий Алтая
Простежил её девственный шаг
В кущах детского рая.
Черемша и саранки, и сныть,
И щавель и солодка...
Лета сквозь, как воздушная нить,
Как бумажная лодка,
Лета сквозь – до румяной зари,
До запретного плода,
Свиристели, скворцы, снегири,
Тишина и свобода,
Круговерть листопадов и вьюг,
Танца белых черёмух,
И неведомо сладкий испуг
В зеве первого грома,
И отвесного ливня восторг,
И жестокий Онегин,
И в душистом объятии стог
С опрокинутым небом...
Это юность...
Сорока снесла
Весть. Прощай, Маргарита!