IX
Как-то утром, когда над тайгой
Полыхнула зарница,
И в речушки зеркальный покой
Окунула синица
Клюв и с каплей водицы в зобу
Упорхнула на ветку,
С полотенцем, покинув избу,
По тропе, до рассвета
Незадолго – шагал Михаил
На мостки умываться,
Не дошёл и невольно застыл:
Среди диких акаций
Вдруг открылся сухой чернотал...
Как же прежде не видел?
Просто – раньше обычного встал,
Просто – кряжистой выей
Ствол кривился на фоне зари,
И воды амальгама
Отражала, хранила внутри,
Как старинная рама,
Чёрно-красный горбатый излом...

И косынка тумана
Вкруг ствола завивалась узлом.
– Как там Павел? Как Анна?..
И мгновенно ожили внутри
Все тревоги, все зовы.
Так по нежному взмаху зари
Задрожали покровы
И безстрастья, и братской любви.
Грустно – некуда деться...
“Ты немного в тайге поживи...”
– Трудно, больно, отец мой!..

X
Но неведомо сколько прошло
Дён, как облак мгновенья...
Годы скрадывает ремесло,
Хороня от забвенья
Лишь таланта златые плоды.
...На заимке таёжной,
Отложив послушаний труды,
Эмигранты безбожной
Сирой власти – сидят у стола,
Ужин высветлил лица:
Лук, редис, отварная свекла,
Щи да чай с медуницей,
Да домашнего хлеба гора,
Да канва разговора:
“А морковь-то проредить пора”...
“Вдоль болота до бора
Надо загодя волок пробить,
Дров ведь на зиму мало”...
“Так бы жить незаметно и жить,
Без конца и начала,
Обо всём, кроме братства забыв,
Ни о чём, кроме веры
Не заботясь”...
От пасмурных ив
Путник, ветхий и серый,
Опираясь на посох, спешил.
И умолкла беседа,
Каждый голову поворотил
В ожидании деда.
Что за гость? Что за странный ходок?

Сразу видно, что дальний.
С узелком, налегке, без сапог,
С бородою мочальной,
В незавидного цвета штанах,
В гимнастёрке линялой.
Бесконечного странствия прах
Красил облик усталый
В цвет земли...
Тело, как решето,
Как заштопанный ранец.
– Дед, – спросил его Миша – Ты кто?
– Я – Порфирий Афганец!

XI
Подконвойных давно не видать
На просторах Могочи.
Но конвоя незримая рать
Без конца, дни и ночи
Продолжает нести свой дозор:
Духи, призраки, тени,
Все, кого Лучезарный Приор
Сонмом тёмных видений
Посылает смущать и страшить
Нас, кто страстью и страхом
Вскормлен, вспоен – затем, чтобы жить,
Жить за смрадом и мраком.
Но обитель, как сильный магнит
Приближает гонимых,
Тех кто болью и ложью разбит,
Вещих-знающих-мнимых
Проповедников, псевдопослов,
Зрящих истину света,
Исцеляющих магией слов,
Рерихнувшихся где-то
На тропе от себя до любви,
Суицидом крушимых,
С наркодозой соблазна в крови,
Слабых и одержимых!..
Признаёт, обнажает обман
Мир – затравленный данник!
Так, треща, отрыгнул в океан
Мусор – гиблый “Титаник”...
Так в крушенье души ли, страны,
Словно ядерный выброс,
С тучей слуг своих – из глубины
Вырывается Иблис.
Гость Порфирий был родом из тех
Одержимых пророков,
Кто до Тартара вычерпал грех,
Кто, не ведая сроков,
Говорил о погибели зла
Через духов подвластных.
А в глазах его стыла зола
Бездн и пекл непролазных.

XII
– Я пришёл поглядеть на людей
Отрицающих крово...
Питие?! Я – у чаши моей!
Вы у чаши Христовой.
Вы причастны. Вы кровью его
Исцеляете душу.
Я же скоро своё вещество
И бессмертье порушу.
– Дед, ты кто? Ты откуда возник?