ДиН перевод

ВЕНГЕРСКИЕ ПОЭТЫ

Андраш Ференц КОВАЧ

ГОПНИК В ВЕРСАЛЕ

На пути из Трианона
У меня во рту сушняк,
В брюхе буря... Роскошь, осень,
Девяностый год – ништяк...

Глотку аж перехватило...
Покидая Трианон,
Не могу сказать «спасибо»,
Не отважусь на плевок.

Весь я сжался, как от злобы.
Жизнь висит на волоске.
О, Версаль... Скажите, боги,
Где тут прячется сортир?

Двинул я, сложив коленки,
Мордой точно санкюлот.
Слёз воинственные пенки
Еле сдерживал в себе.

А кругом журчат фонтаны:
Лесбиянки, вся фигня...
Каменелые болваны.
Я их очень, блин, люблю.

Наконец, за будуаром
Отыскал я туалет
И побрел туда, жеманясь,
Как Мари-Антуанет.

Там – мадам. Четыре франка
Платы просит у двери,
Но внимательней взглянула
И сказала: проходи!

А внутри была толкучка,
И за дверцами – пердёж.
Разшанеленная сучка
Не заткнула б эту вонь.

Я неслышно матерился.
Толерантность где моя?
Поскорей бы ты открылся,
Столь желанный туалет!

И покуда нетерпенье
Я минутами считал,
Над фарфоровым убранством
Я гравюру наблюдал:

Le Serment de Jeu de Paume – клятвы в зале для игры в мяч (фр.).
Истуар – история, Пувуар – власть (фр.)

Все чувствительно, пригоже:
Le Serment de Jeu de Paume*;
(Сам Луи Давид, быть может,
обзавидовался весь.)

Толпы, толпы: все сословья
Клятву верности дают.
Только поступью слоновьей
Новый класс сметает всё.

Люди прутся – ближних душат,
Лезут выше – ближних бьют.
Поп, буржуй, дворянчик пищу
Из одной бадьи жуют.

Ходят стадом, словно овцы,
Всюду пафос, благодать.
Кто соврёт, так следом сотня
Подлипал готова врать.

Робеспьер – из камня яйца,
Лицемер-толстяк Дантон...
А Сент-Жюстов, а Маратов
Сколько лезет напролом!

Мнут друг дружку. Рвут на части
Совесть, истину, страну.
Говнюки с гравюры старой
Поклоняются дерьму.

Все ж невольно полегчало,
Что не дремлет истуар*,
И сливаются в миазме
Пувуар* и писсуар.

На пути из Трианона
Крутит длинный ус Версаль –
Над жаровней тигр зёрна
Кукурузы продает.

Саболч ВАРАДИ

О НОГАХ
философский фрагмент

Есть призванье – ноги!
Меньшего не надо.

У всего на свете есть ноги,
чтобы было на чем стоять;
а на чем стоят сами ноги,
весьма непросто понять.
Если ж ноги сделают ноги,
то есть, в общем, сбегут
(те самые наши ноги) – вещи не упадут.
Все будет, как было прежде, смею я утверждать;
а то, на чем вещи удержутся,
мало-помалу будут снова ногами звать.

На чем же стояли ноги,
что больше уже не с нами?
Вот вам моя гипотеза: есть нечто
(назовем это условно ногами),
на чем держатся собственно ноги,
а ничто другое не может уже стоять...
Возникает вопрос:
правомерно ли сами ноги ногами звать?