Она смотрит из узкой бойницы:
то – наложницы взгляд из гарема.
Лик Психеи в окне психбольницы,
ведьмы, что на костре не сгорела.

Саламандра, виденье, весталка,
наважденье во мгле, недотрога,
силуэт на краю полустанка,
обещание встречи, дорога.

* * *

В нашем поселке
не водятся волки.
Зато бегают мотоциклы,
привставая слегка на цырлы.
Что еще? Пылят перекрестки,
на которых тусуются малолетки,
постреливая свои папироски,
коллекционируя чужие монетки
разного достоинства.
Вот оно, воинство
тоски широкоскулой
с ее вечерней школой,
а кто не стал акулой,
торгуйте кока-колой!

* * *

Безнадежно садиться к бумаге,
когда на сердце нет ничего,
кроме слез, этой клятвенной влаги,
сознавая с другими родство.

Безнадежно таращиться в окна,
мерить комнату шагом, как зверь.
Тянет в рубище выйти на стогна
только русскую душу, поверь.

Станислав ШРАМКО

ДИССИДА

Я успею – так часто бывало,
Я всегда и везде успевал,
Мы встаем, мы готовы к провалу,
Мы сегодня идем на провал.

Мы сбиваемся в плотную массу,
Мы не будем кричать и стрелять,
Но когда будут бить по приказу –
Мы научимся просто стоять...

Мы стоим, мы готовы к атаке.
Диссиденты, отказники, голь,
Мы стоим, чтоб не сгинуть во мраке.
Наш маршрут – запредельная боль...

Вот они – все актеры на сцене,
И над нами нависла гроза,
Мы молчим о любви, об измене
И о силе – стоять до конца...

Мы готовы – минута на трусость
Или храбрость – да кто разберет?
Пара сотен заведомо русских,
Чистокровных... Вдали – водомет.

Все закончится – вкусом металла,
Можно жить и любить – как всегда,
Но в пыли, на обломках гитары
Древний знак – голубая звезда...

* * *

Парад ветеранов всех войн у пивного ларька.
Старик со второй мировой –
и хиппарь с рок-н-ролльной.
И тишь –
ни ветерка, ни ветерка.
И кружек края побелели от въевшейся соли.

Николай ПАЛЬЧЕВСКИЙ

ОСЕНЬ В ОБЛАСТИ

Я выходил, держа накоротке
напраслину невыспавшейся злобы...
Халтурил день в косматом городке,
зажатый плесенью непоправимой робы.

В такую мерзость заводного пса
не выгонит покладистый хозяин.
Под башмаками сгнившая верста
прошамкала до сломанных окраин.

Рисковый ветер, обратившись в свист,
гулял в расщелинах извилистого мозга.
Летел последний заржавевший лист,
пикируя над рухлядью промозглой.

Бродяжничал заброшенный лесок.
Мгла подползала к стоптанному лугу.
Скулила злоба, грызла поводок,
пока мы шли по замкнутому кругу.

ЗИМА В ОБЛАСТИ

На границе лесов и полей спит бульдозер,
завернутый в белую простыню,
в ржавой шубе по бездорожью
                          шатается сонный медведь,
к Рождеству зимогоры
                          убивают откормленную свинью,
чтоб на праздник ее
                          по-семейному, скопом, съесть.

И загадочно свойство любви
              заплутавших в пурге областных деревень.
Зацелуют сегодня до боли, а завтра...
                                                    отмахают до крови,
потому вот домишко сдвинул козырек террасочки набекрень,
ни о ком особенно не беспокоясь.

Он мне вряд ли расскажет, отчего по зиме тоска,
заправляет в тулуп постовой молодецкие руки,
ежели привыкшая
                          к топорищу заглаженному рука
подпирает скулу хозяина,
                          выдыхающего перегар скуки.

Под ногой, сухарем крошась,
                          хрустнет лежалый наст,