ОСТАНОВКА

Как кружатся кварталы на Солянке,
Играя с небом в ножики церквей,
Так я пройду по видной миру планке –
Не двигаясь, не расставаясь с ней.

Дома летят, не делая ни шагу,
Попутчиком на согнутой спине.
И бег земли, куда я после лягу,
Не в силах гибель приближать ко мне.

Танцует глаз, перемещая камни,
Но голос Бога в том, что юркий глаз –
Не собственное тела колебанье,
А знак слеженья тех, кто видит нас.

Среди толпы Бог в самой тусклой маске,
Чтоб фору дать усилиям чужим:
Чей взор богаче на святые пляски?
Кто больше всех для взора недвижим?

* * *

Я нес перед собою свет –
Фонарь ли? Нимб? Фитиль?
Он был один, скрепляя две
Моих руки, но был.
И был лишь потому, что знал:
Пока нас двое – ртуть
Еще в дороге; не финал
И не пролог, но путь.
Но путь (исход) знаком лишь нам,
И на испуг чету
Не взять: каков ни есть – он там,
Без грима на свету.
...Он будет первым: им нельзя
Не быть. Свеча? Киот?
Кто б ни был он. Кто б ни был я.
Кто б ни был тот, кто ждет.

ПУТЕШЕСТВЕННИК

Дощатый пол с губительною свечкой
Лишь только и могли тебя зачать.
Кому иначе эту бесконечность
Восьмеркою колес обозначать,

И слышать, вопреки неповторимым
Законам, утром плеск воды к бритью,
Да Троицу считать неоспоримой,
У жизни обучаясь не житью,

А цифрам, – словно маленькие деньги,
От скуки кем-то пущенные в рост –
Уже привыкнув к лишнему оттенку
На наволочке найденных волос.

Елена ХЛЁСТКИНА

* * *

Вот любил бы, допустим,
                        меня сумасшедший художник,
Рисовал бы мне разные ноги и синюю грудь.
Глаз всего лишь один,
                         но, однако, довольно хороший,
И без рук, словно я и без них обойдусь как-нибудь.
Я стерпела бы всё – и согнутое набок колено,
И отсутствие полное рук, и ресниц, и бровей,
Только б он говорил,
                      всем-всем-всем говорил непременно,
Дескать, это портрет самой-самой любимой моей.

* * *

Подперев кулаком подбородок,
Распласталась – сижу за столом.
Говорят, будто я самородок.
Самовыродок – скажут потом.
Вот какая
я
Необычная –
Самородочна-
я –
Самовыродочная!

* * *

Я всем мужчинам на свете – немного любовница,
А всем женщинам я – чуть-чуть сестра.
Располосица моих стихов, крестословица,
Раскидала меня, раздала. Дотла!
Располосица ты моя, крестословица,
Мой ты крест, мой костёр, мой яд!
А такие, как я, любовницы,
Может, в очередь в ад стоят...

* * *

Не разглядела – думала, лента пестрая, -
Взяла да и вплела змею в косу.

Сколько смертельных раздала поцелуев,
Пока осознала причину.
А они ложились в гроб –
                          руки сильные, головы буйные –
За любимым мужчиной любимый мужчина.

Каждому закрывала глаза и плакала.
Прощальный поцелуй, как контрольный выстрел.
И ведать не ведала, что за губами алыми
Очередная порция яда вызрела.

Это моей прапрабабки история.
От нее слава ведьмы досталась в наследие.
Но дочке отрезала косу под корень я –
Я хочу быть последней.
Я должна быть последней!