проросшего — двуруко и двуного
и сделавшегося незаметно мной,
орущим, налетающим отважно
на мяч!.. И — над обидою земной -
вдруг услыхавшим тишину
однажды.
Свечением дышала высота,
мерцаньем тайны — непреложно честной,
и понял я, что это — неспроста:
порядок звезд,
раскрытый черной бездной,
И к другу я восторженно приник,
но был небрежным безразличьем ранен.
Осекся. Смолк... Наверное, в тот миг
отторгнутость и позвала избраньем...
И если говорю, — то сам с собой,
(полупомешанный, по всем приметам).
Но слово — эхо, ставшее судьбой.
И всё спасенье — в раздвоенье этом.
ПОХОЖЕЕ ЧЕРЕЗ МНОГО ЛЕТ...
Дочери Маше
Снова путь. И тьма...
И не дождь -
ливень, что листвою полощет.
И не я — ты меня ведешь,
пробираясь
почти наощупъ.
И когда сотворится
дом,
ну, почти как то самое детство,
и — уже не веря — войдем,
и разуемся, наконец-то, -
Сочинит нам
веселые сны,
возгораясь и прогорая,
вдохновенная жизнь сосны -
ей неведомая! -
вторая!
***
Здравствуй, брат мой, червь дождевой, -
вновь из обморока анабиоза
возвращающийся... Ты — живой?
Погляди — и клен, и береза
задымились (едва-едва!)
зеленцой, мутноватой плазмой,
а над ней — течет синева...
Надышись! Воскресенье отпразднуй!
Наконец-то
пришла весна,
травы точной кисточкой тронув,
и пробрызнула белизна
сотен звездочек — анемонов.
Хоть и робок северный май, -
кружит голову, тем не менее...
Не таков ли — млеющий рай -
беспозмельное опьянение?!
Вздох блаженного рая — тепло
дотянулось к тебе, работяге,
обласкало, обволокло, -
замираешь в истомном потяге.
Словно бы — устав от зевот,
словно бы — обводишь в молчаньи
молодой, голубой небосвод
словно бы -
голубыми очами...
Мой двойник, огородный собрат,
мой помощник, соавтор безвестный,
что же ты поспешаешь в свой ад,
защищаясь
темною бездной?..
***
Был у меня знакомец,
идущий до конца -
во всем! — Святая помесь
слепца и мудреца.
Не позванный к застолью,
рыдал он во хмелю:
“Считаешь, что не стою...
А я тебя — люблю!..”
Он спрашивал: “Что — худо?
Невмочь от духоты?
Но есть на свете чудо, -
раз не свихнулся ты!
На то она — надежда,
чтобы — всему назло.
Пускай — зело потешна
и зелена — зело!
Живи — так без оглядки..
Страшится — шалопай.
Не загорай на грядке,
а знай себе — копай!
И светопреставленье,
намеченное в срок,
как в цирке представленье,
глядишь, отменит Бог!”
ВЕСЕННЯЯ ПРОГУЛКА
Побродим вверх ногами, друг, -
пусть кажется нелепо...
Но лужи убеждают вдруг,
что под ногами — небо!
Там проплывают облака
и сонно ветви тонут
в той синеве, что глубока,
как всезабвенья омут.
Не торопись, не оступись,
иль, — усмехаясь криво,
в небесную — под нами — высь
не соскользни с обрыва!
Но только оторопь пройдет,
тем сердце успокоишь,
что там, хоть всё наоборот,
но в общем-то — такое ж...
Лишь наступает тишина,
как выдох, неизбежна,
которой напрочь лишена
земная наша спешка,
где грустно предъявляют нам
обертки, банки, склянки,
вчерашнего веселья срам, -
давая мир с изнанки;
где только талая вода,
тоска, мокреть, простуда...
Но если мы глядим туда,
взираем — и оттуда...
г. С.-Петербург