Лев МОЧАЛОВ
ЛУННЫЙ СВЕТ
СОБАКА В ТРАМВАЕ
Громыхающий дом на колесах,
стекла — в перьях мороза белесых,
и — собака (сюжетом побочным)
на сиденье — клубочком.
Поглядит контролер-законник,
хохотнут алкаши-зеваки,
но никто безбилетной не сгонит
с инвалидного места
собаки.
Вместе с нею — и мы промерзаем.
И вещает душа собачья:
у нее — потерялся хозяин!
Но осталась
своя задача...
И сидит она с нами рядом,
в мире, вроде бы человечьем,
и глядит
всепрощающим взглядом.
И ответить ей, право, нечем.
И садятся другие соседи.
Слава богу, никто не тревожит.
А она — всё едет и едет
и приехать никак не может...
ПРИЗНАНИЕ ГАЛЕРНИКА
Галерники любви…
…забывшие, что Бог
желает быть одним любимым,
вездесущим…
Елена Елагина
Вздыхающие — если бы, кабы,
играя в полумеры (от холеры!)
не все ли мы галерники судьбы?
Куда нам без какой-нибудь галеры?
Спустя, как говорится, рукава
любить? И только так, а не иначе? Любовь, неужто же ты не права
в беспамятной своей самоотдаче?!
Дождь или слезы катят по лицу?
(Вот где оно — зерно стихотворенья!)
Незрим Творец, но на пути к Творцу
нас не напрасно ждут его творенья.
И шмель, и яблоко — нам предстоят,
чтоб перед ними замирали немо.
Не ветви ли сосны выводят взгляд
к летящим облакам и дальше — в небо?
Не лютик ли у твоего лица и лес,
осинника разреженное сито,
просеивающее глубину небес,
спасут от суеты и суицида?
И не любовь ли, та — не в бровь, а в глаз,
чья столь взрывоопасна златокудрость,
возносит и смертельно ранит нас
и нам дарует состраданья мудрость?..
ЛУННЫЙ СВЕТ
(Моление о чаше)
“Да минует меня чаша сия!”
Отче мой, сотвори это чудо.
Ниспошли, — чтоб избавился от себя, —
ну, хотя бы незрячесть
чью-то!
Как мне быть — с отмеренною судьбой
и безмерной той ипостасью,
что дарована не кем-то — Тобой?
Как мне их привести к согласью?..
Да, — она, конечно же, есть
мира — видимого — изнанка,
Но что значит эта щемящая весть —
эта лунная лепка, чеканка,
свет,—
что, судороги олив
голубым волхованьем прощупав
и космическим металлом облив,
леденеет
в лиственных купах?..
А за ними — одна лишь звездная тишь
над скорбящей моей маетою
разверзается...
Нет, не молчишь...
Отвечаешь мне — немотою!
И случится неустранимое — то,
то — единственное — что случится.
Ведь ничто не спасет, не избавит никто
от себя! — Все продумано чисто!
Это мой — навсегда зависший — вопрос
цепенеющим лунным светом,
это он — онемелым ответом пророс...
И не чьим-то – моим ответом!
Потому
моего отчаянья пот
каплет наземь черною кровью...
И оливы лист — и этот, и тот! –
провожая,
ранят любовью.
Лист и куст — земное это житье —
подтверждают мое призванье.
И моленье мое — прощанье мое.
И тоска...
И в любви признанье...
***
Была земная женщина одна,
которая, конечно же, от Бога
восприняла подобие зерна,