Игнорируешь Божий закон!
Баста, брат, твои мерзкие штучки,
Безобразия и алкоголь
Доведут нас однажды до ручки,
До царевой уздечки тугой!..

Будто канули в прорву
хандры ночь,
Мысли светлые, словно река…
— Полетели в деревню, Горыныч,
Бабка Настя нальет молока.

***

Еще красны глаза от плача,
А горе скрылось вдалеке.
Какой секрет ребенок прячет,
В зажатом кулачке?
Гадаю невпопад и мимо…
Но слышу, над собой шутя:
Звон радости неистребимой
Все ярче в голосе дитя.
Завалов нет в душе просторной,
Из горьких опытов пути
И от обиды до восторга
Пока так просто перейти.

ЮЖАК

По белой сопке, вихрями вскруженной,
Стремглав он с низких падает небес,
Порывом мощным – басовым, мажорным
Всевластно заявляет о себе.
Вконец сморенный мглой застойной стужи
Я, как родному брату, рад ему.
Пускай отдраит город, отутюжит,
Порошей колкой сыпанет во тьму.
Похулиганит вдосталь, почудачит,
Спугнет детей с уроков по домам,
Разбудит, наконец, мою удачу,
Царевну пылкой воли и ума.
К ночи южак завоет монотонно,
Нутром почуешь, став перед окном,
Как массой многоснежной, многотонной
Он сотрясает, пробуждает дом.
И как же сладко в этакие миги,
Под злые завывания Келе,
Чаи гонять, читать, зевая, книгу,
В домашнем ощущать себя тепле.
И, между делом, думать отвлеченно,
Что вот кого-то он застиг в пути,
А одолеть южак ожесточенный, –
Понятно всем, не поле перейти…
К утру с барачной крышей обветшалой
Сугроб считай что вровень намело.
Когда ж он только выдохнется, шалый?
Хорош, народ уже устал зело!
Неделю дул – неделю канители:
Латают крыши. Парни на косе
В сугробах роют снежные тоннели –
Экзотики в Певеке хватит всем.

***

Кутаясь в снежные шубы, сутулится
Ночь, приодетая по февралю.
Чье-то отчаянное с улицы:
— Люблю-ю-ю!

Но неприветливо окна клубятся,
Не принимая ни бунт, ни курьез.
Разве разумным гражданам любится
В этакий злой мороз?

Кто-то, сердясь, замыкает форточку,
Кто-то глазеет в щель меж гардин
На ненормального в простенькой курточке,
Что весь дом разбудил.

Только у жен разболятся головы,
Жены в тайнах своих заснут,
Их мужья у окон замрут
Истуканами бестолковыми.

***

Потрескалась даль слюдяная
В массивной оправе окна.
О чем тебе спится, родная,
Когда, все преграды сминая,
Врывается в души весна?

Быть может, в соцветье соблазнов,
Без страха кружишь и стыда
В безликой толпе непролазной,
Где все безоглядно и праздно,
И нет мне дороги туда?

Или весела и прекрасна
Среди незнакомых людей,
Уверенных, вольных и ясных,
Не скованных болью напрасной
Таких одинаковых дней?

А может, за гребнями лета,
В шансонах осенних ветров,
Ленивым костром обогрета
И щурясь от дымного света,
Покинуть решаешь свой кров?

Кто знает? И я не узнаю
Про таинства женского сна.
Зачем же гадал у окна я,
О чем тебе спится, родная,
Пока верховодит весна?

Майская песня
Все короче наши ночи.
Как захочешь, понимай,
Но хохочет прямо в очи
Уводящий в лето май.
И ни лета нам не надо,
Ни далеких жарких стран.
Истекающий Анадырь,
Уплывающий в лиман.

А по щекам посвежевшим
Пробегут заботы дня.
И не вспомню, сколько женщин
Проскользнуло сквозь меня.
Я ловлю в их светлых лицах
Пробуждение стихий.
И чукотская столица
Отпускает мне грехи.

И когда запела ЛАЛа,
Тихо струнами звеня,
Не гадала и не знала,
Что все это для меня.
А потом мы, будто в лодке,