Кабинка лифта снова уносит тебя, ты не знаешь, куда на этот раз, но почему-то свято веришь, что чуть ближе к той, полуоткрытой дверце узкого коридора. Сегодня у тебя попутчик... Ты с любопытством разглядываешь случайного соседа, беззастенчиво и откровенно, он явно злится, что-то негромко насвистывая, и с видимым облегчением выходит в едва открывшиеся двери, и ты не уверен, кому из вас нужно было тут выходить, но дверцы уже закрылись, тебя несет дальше.
Самый последний этаж, ты замираешь, ведь нет же начала и конца, но тут же осознаёшь, что он последний для тебя, а что там ещё, – неизвестно. Ты, успокоенный, выходишь и видишь раскрытую створку окна и двух людей, сидящих на подоконнике спинами к тебе. Неуловимое движение – и подоконник уже пуст, но ты ясно представляешь сплетённые руки и странную одинаковую улыбку окровавленных губ, ты кидаешься вслед, желая что-то спросить, но уже слишком поздно, ты для этих двоих – один из остальных, с промежуточного этажа, а они уже где-то далеко, и только навязчиво гудят дневные лампы, и скрипя открывается дверца лифта – это за тобой.
Ты садишься в кабинку и снова едешь по промежуточным этажам, не уходя со своего, ясно ощущая, что это только начало, и до той странной улыбки еще ехать и ехать, главное только поверить, что она будет, когда – это не важно. А потом – разлет механических частей и хохот восковых лиц в дожде стеклянных осколков, и дверцы лифта туда-сюда, туда-сюда…
Резкий звук сирены, служба контроля начеку, и снова плохо смазанный механизм, скрипя, движется вниз-вверх по промежуточным этажам…
У лифта нет начала и конца. Странно, что этого никто не понимает.

г. Омск

ДиН память

Петр ЕРШОВ,
автор “Конька-Горбунка”

ЛЮБИТЕЛЬНИЦАМ ВОЕННЫХ

Мне странно слышать, откровенно
Пред вами в этом признаюсь,
Что тот умен лишь, кто военный,
Что тот красив, что фабрит ус.
Ужель достоинства примета
В одной блестящей мишуре,
А благородство — в эполетах,
А ум возвышенный — в пере?
Пускай наряд наш и убогий,
Но если глубже заглянуть —
Как часто под смиренной тогой
Кипит возвышенная грудь!
Как часто шляпою простою
Покрыто мудрое чело;
А под красивой мишурою
Одно ничтожество легло.
Я не люблю давать советы,
И только вскользь замечу тут,
Что золотые эполеты
Ума глупцу не придадут,
Что (молвлю тут же мимоходом,
По русской правде, без затей)
Урод останется уродом,
Хоть пять усов ему пришей.
А если разобрать построже,
Так выйдет чисто — что в руках
Одно перо порой дороже
Всех петухов на головах!

1856 г.