<< |
|
Федор СЛЮСАРЧУК
ОГРАНИЧЕННЫЕ
Часть первая
Он был. Он не видел, не думал и не чувствовал. Он не мог
думать или чувствовать. Он сам был этими мыслями и чувствами. И Он просто
знал, что живёт. Ещё Он знал, что жил всегда и поэтому живёт и сейчас.
Ему было хорошо. Но вдруг что-то начало меняться, Он понимал, что это
меняется Он сам, ведь меняться больше некому, менялось Всё.
Он увидел что-то, что-то резало глаза. Глаза, откуда, что такое глаза?
Зачем? И тут он испытал то, чего ещё не испытывал, это была боль. Боль,
когда от него отрывали часть Себя, вернее, теперь он был этой частью.
Его отрывали от Всего. Он почувствовал, именно почувствовал, как его ограничивают,
запихивают. Куда? Кто? И уже когда его окончательно ограничили, он понял:
это Он ограничил себя.
Он стал ограниченным, он забыл, кто Он, и стал им. А вокруг него радовались
такие же ограниченные, они тыкали в него пальцами, громко смеялись, трясли
его на руках, и радостно кричали: Мальчик!!!
А он был мальчиком, он был мешком кожи, тем мешком, что делал из Него
- его. А вокруг были такие же мешки, только чуть побольше, и намного более
уверенные в истинности своей мешковатой сущности.
Прошло время, которого раньше не было, оно появилось тогда же, когда появился
он. Оно шло рядом с ним, а может быть, это он шёл в нём. В любом случае
время прошло, куда и зачем - для него не имело значения, его мешок заметно
расширился, и мальчик уже совсем не различал мешок и себя.
Он жил среди людей, так себя называли мешки, видимо, повинуясь какому-то
тайному сговору неизвестно кого неизвестно с кем. Он тоже стал людём,
когда перестал делить Себя на мешок и себя. И когда его пихали в мешок,
тогда и родился людь, а звали его просто Мальчик. И был он совсем обыкновенным
человеком, только одно отличало его от других: в его мешке была дырка.
Часть Вторая.
Я рос среди людей, я был человеком (или лучше сказать людём)
в самом верном смысле этого слова, я не думал, не чувствовал и не видел,
но тем самым лишь уподоблялся Себе, но отнюдь не был Собой, я был похож
на Всё, а на самом деле был ничем, я ходил, делал то же, что и остальные,
я думал и мечтал о том же, что и остальные. Но мне повезло больше других,
в моём мешке была дырка.
С самого детства (оно появилось в тот же момент, когда и время) началось
моё воспитание, тот процесс, который должен был зашить дырку в моём мешке,
тот процесс, который должен был меня сделать настоящим людём. Как говорила
моя “мама”: Ты ещё ребенок, тебе еще только предстоит стать человеком.
С этих слов и началось моё счастливое детство.
Я продолжал существовать в рамках моего мешка, но для меня была возможность
разглядывать Всё через мою дырку. А дыркой для меня было то, что я не
представлял себе смерть. Но мир, в котором я жил, видимо, не терпел, когда
его плотную, ограничиваю
|
|
щую ткань ослабляли дырками. И он предпринимал меры по зашитию
дырок в своём теле. А первой и самой главной иглой мира была моя “мать”.
Часть третья
Мальчик: Кто Я?
Мать: Сынок, не надо говорить Я, ты всего лишь я, так себя и называй,
не надо выделяться.
Мальчик: Где я?
Мать: Ты здесь, у себя дома, ты здесь живешь.
Мальчик: Зачем я?
Мать: Сынок,не задавай лишних вопросов, ни к чему это, ой, ни к чему.
Мальчик: Ладно, Мама. А что теперь?
Мать: А вот этот вопрос вовсе не лишний, тебе надо расти, взрослеть, становиться
людём.
Мальчик: Зачем?
Мать: Ну как тебе объяснить, глупенький, ты должен прожить достойную жизнь,
прежде чем умереть...
Мальчик: Прежде чем что сделать?
Мать: Умереть, мой милый, умереть.
Мальчик: ЧТО значит умереть, как Я могу умереть, я ведь это Всё... ведь
Я был Всем, а значит, по сути, им и остаюсь, я лишь в мешке, мешок сгниёт,
а Я-то не умру, я ведь освобожусь. КАК я могу умереть? Куда? Куда Я могу
исчезнуть из Всего. Мне просто некуда деться, мне просто некуда умереть...
Мать: НЕ Я, а я...
Мальчик: Ну хорошо, я могу исчезнуть, только превратившись обратно в Я.
Но от этого ведь Меня меньше не станет, я просто разрушу стены, отгораживающие
меня от Меня. Да и ты то же самое, кто тебе внушил такую чушь, что возможно
умереть, да за такое морды бьют в приличном обществе. Это ведь смешно,
это ведь необыкновенно смешно поверить в такой бред. А ты говоришь умру...
чушь!
Мать: Помой руки, суп согрелся.
Мальчик: Суп... суп это хорошо... надеюсь, что щи?
Мать: Щи, конечно...
Мальчик: Да и ты ведь это Всё, и суп твой - это Всё... Что это, это разве
суп?.. Убери от меня эту гадость!! Да, о чём это я? Забываю... Вы ведь
из Меня всё-таки сделаете меня, сволочи, паскуды, убирайтесь прочь, не
хочу, НЕ ХОЧУ, что же вы это, и вправду убить меня захотели...
Мать: Кушай, сыночек, кушай. Не надо тебе головушку так напрягать... А
дырку тьмы в тебе зашьём, как будто и не было ничего... Успокойся, всё
хорошо, я рядом. Вот ты почти и стал нормальным человеком, ну людём то
есть...
Мальчик: НЕТ!!! НЕТ!!! не надо. Что ж вы делаете, что же вы такое со мной
делаете, сами сгнили, от вас же воняет уже, да вы ещё и меня за собой
тащите...
Мать: Да ты не печалься, мой милый, скоро ты привыкнешь, будешь мне помогать
суп варить, по хозяйству...
Мальчик: Мама, я боюсь, я боюсь, что не смогу сделать, как ты говоришь.
Маманя, не хочу умирать. Я просто не смогу этого сделать. Понимаешь ты
или нет? Ты что же не видишь: там за тканью, лежит Всё, куда я могу умереть?
Мать: Сможешь, милый. Сможешь...
Мальчик: ДА не хочу я, понимаешь, не хочу быть я, зачем вы Меня убиваете,
вы же тоже когда-то были Собой...
Мать: Что ты, милый, что ты. Я была всегда я, и Тебя никогда не было,
был только ты, ты просто болел,
|
>> |