Екатерина БЕЛЯЕВА

В СЕМНАДЦАТЬ ЛЕТ

***
Еще столько дорог не пройдено,
но уже не сыскать гонцов.
Я щемящее слово Родина
потеряла в конце концов.
Нет, не географично-столичную
в свете звезд и церквей куполов —
свою детскую, первую, личную
тихих улочек и дворов.

Заслонили деревья Владимира
поздних улиц казанских свет.
Лишь вздохну,
если вновь уходить пора,
я повсюду — и дома, и нет...
На места чужие ли, близкие
возводить не стану хулы,
так учили леса марийские
те, что возле Йошкар-Олы.
Слишком многое воспитало,
научило, оставило след.

Я ушла отовсюду. Пропала.
Затерялась в мельканье лет.

***
Нет, не верьте,
что все нормально.
Одиночество — это не срок.
Предопределено изначально:
каждый, в сущности, одинок.
Тем страшнее любовь — иллюзия
единения душ и тел,
каждый все-таки в одиночку
за последний шагнет предел.
Да, в покой, как в воду колодца,
уходя от тревог, суеты,
исчезая почти, рванется
к той — иной — стороне черты.
Две души сольются в стремленьи
удержать, заслонить собой —
лишь тогда есть одно мгновенье
единенья души с душой.

***

Н. Б.

“Как мало тех, кого любовь спасла..”
Мне чудится, что я из их числа.
Но только на вопрос предчувствую ответ:
те, чья судьба страшней иных была,
не так ли думали в свои семнадцать лет?

***
И все, о чем я думаю всерьез,
находит отклик рано или поздно
в событьях, людях. Что за виртуоз,
слив воедино то, что было розно,
сведя случайности, симфонию судьбы
порывисто выводит и смятенно,

не зная сам, какой он глубины
достигнет в миг иной. Проникновенно
поет струна, и скрипка умолкает
почти. Блаженно вслушиваясь в хор,
во мне внезапно что-то понимает:
мой голос в нем. Звучит он до сих пор,
неузнан раньше, просто незамечен;
и малую причастность ощутив
к мелодии, я чувствую: извечен
мотив, закономерен и правдив.
В своей непредсказуемости дивной
он снова утверждает: неспроста
все это; пусть мелодия наивной
порой бывает, но она — чиста.
О, где еще, как в музыке и жизни
так тесно с болью истинный восторг
переплетен (так даже в укоризне
родительской мы чувствуем простор,
в котором их любовь и всепрощенье).
Предвидя жизнь, что будет прожита,
я верю, знаю — каждое явленье
ее и в самом деле неспроста.
Опять, в который раз, совсем не вдруг,
я понимаю: всё передо мною,
и горлом ощущаю каждый звук
страданья, издаваемый струною.

***
Если я твоей не буду —
здесь останется впотьмах
тень моя. Таясь повсюду
тихая, как детский страх,
будет по углам ютиться,
между пыльных книжек жить,
сквозняком в дверях носиться,
занавески шевелить.

В каждом дне, что мчится мимо
словно шалое зверье,
будет страшно ощутимо
неприсутствие мое.
Каждой мелкою деталью
будет видеться оно —
будут глаз моих печалью
фонари светить в окно,

будут вздохи, словно рыбки,
тихо жабрами водить,
будет тень моей улыбки
по губам твоим бродить.
Всюду — горечь узнаванья:
чьих-то рук похожий взмах,
глянет пес — мое молчанье
разглядишь в его глазах.

И страшней любого звука
вдруг нахлынет тишина,
невозможной станет мука
(даже бледный, из темна,
месяц — словно знак вопроса!),
и посыплется броня —
наконец поймешь, что просто
ты не можешь без меня...

Село Ворша, Владимирская область