В мягком блеске луны,
как в домашней уютности бра,
вдруг сосульки качнутся, как райские буквы на визах.
Во счастливые страны, подальше от наших ветров,
и от наших неубранных комнат, дырявых паркетов,
и от наших крутых сквозняков,
нашим Блоком воспетых, —
на хрустящие жёлтые пляжи у южных портов.
Мне несложно увидеть тебя, словно лёгкий мираж.
Это снится, наверно —
                                      безмолвие странного счастья.
Но уверенность в том, что твоя —
и ничья больше часть я —
завершает в мозгу моем явный и четкий вираж.
И когда на угольники крыш наметет серебра,
или белого золота с пылью снежной и крошкой,
я в глаза поцелую тебя, мой любимый, хороший,
я прижмусь к тебе, словно меньшая сестра.
Крепко спи, милый брат,
в новогодних дымах белой вьюги,
и покуда печётся рождественский сладкий пирог,
и покуда покрыт ещё Днепр ледяною кольчугой,
если я тебе снюсь — ты со мною. Ты не одинок. .

***

Вале Лебедевой

Мой лохматый Гурзуф,
простоватый немного на вид,
в тесных зарослях лавра, олив, миндаля!
Если сердце сжимается, ежели жжёт и болит,
ежевикой поддев, ты за шиворот тащишь меня,
окуная, как рыбу, в живое цветное стекло,
обдающее гору по имени Дженвез-Кая. ...
чтобы горе остыло и в воду медузой стекло,
позаботятся взбешенной пены края.
Растворяет и камни, и беды, и судьбы оно,
потому что, наверное, старше всего на Земле —
эта плазма с бегущею строчкой внаклон
седоватой волны с фантастическим росчерком пен.
Воскресая из прошлого, я растянусь на камнях,
в каждой поре которых — мельчайшие иглы жары.
И откуда-то сверху, чернильною кляксой черня,
мне в раскрытую горсть упадёт переспелый инжир.

СТАНСЫ

1.
День парящий и парящий ласков и мягок.
Тёплой пылью пропах он, как ветошь в чулане.
Лёгкий дождь что-то там на чуть-чуть накалякал
из-за туч с растушеванными челами.
Славный титул пытаясь стяжать рыболова,
я стою на реке величава, как крейсер.
И такое безрыбье — ну нету улова!
И такое безлюбье внутри — хоть убейся!
2.
И не загнана в угол. И ощущенье сарая
в общем мне по душе. Непривычно немного,
но не тянет, не жмет. И погода сырая
хороша для неторопливого слога,
да и страха московских террактов милее,
здоровее московского липкого смога.

Я живу на Земле. И ничем не болею.
Что ещё мне желать? Мне и этого много.
3.
Нету чёрного — хлеба. Купить позабыли,
а вот белый черствеет — случился излишек.
Ну, пустили любовь с молотка. Ну, убили,
и по сходной цене... Обязательно вишен
накупить бы поболе — на зиму варенья
наварить, благо год урожайный на вишню,
И трактат дочитать, и покончить с сомненьем
в божьей сущности Брамы и Шивы, и Вишну.
4.
Но, забравшись как в ванну, однажды в нирвану,
однозначно отдать предпочтение Будде.
Жить в согласье с вердиктом,
что жизнь есть страданье.
Счастье — это когда тебя нет и не будет.
Ибо ежели жизнь — и не мёд, и не сахар,
если в области сердца — пустыня Сахара,
надо топать к реке и вдыхать её запах,
покрываясь защитною плёнкой загара..

***
Я счастлива почти — поскольку во дворе
черемуха цветет и пахнет. Майской вишни
еще свежи соцветья. В январе
расстались мы. Ты больше не звонишь мне.

И ты не позвонишь. Но майская метель
накрыла мир воздушным покрывалом.
Любимая, прозрачнейшая тень
мелькает во дворе — знакомое лекало —

покрой твоих одежд впечаталось в нее,
и ветер расправляет тихо складки...
В сиротское забытое жилье
С пыльцою пополам накрапывает сладкий

и невесомый дождь. Я виновата в том,
что слишком быстро, сильно полюбила...
За это Бог наказывает. Сном.
Изгнанием из жизни. Тенью милой.

г. Орша.