горы, по коим вился Чуйский тракт с елями, березами, давно сменились пустой, выжженной степью. Все живое варилось по ходу. Ни ветерочка, ни малейшего шевеления в сухой траве. Один душный пыльный воздух, пропитанный жарой и запахами разных подгорелых травинок. Все окна были полностью открыты.
— Вы куда? — спросил папа у Робинзона.
— Туда же, куда и вы, — как-то отрезал он, но разговорчивый мужик быстро его расшевелил. Один из мальчишек взглянул на меня, но с безразличьем отвел глаза, не моргнув, даже когда я улыбнулась. “Все, идем вместе”, — решила я, усмехнулась и взглянула в окно. Там появлялись, покрывались деревьями и росли холмы. Через час мимо мелькала тайга, а села встречались все реже. Узкези отходила все дальше вместе с проезжаемыми километрами. Скоро должна была появиться Громотуха или Ыйнк, которой поклонялись и которую почитали испокон веков. Мы поднимались. Внизу гремела Кокец, слева резко уходила вверх стена, дорога становилась все уже, а за рекой, справа из-за поворота выплывали горы — одна выше и больше другой. Вспомнился Айболит: “А горы все выше, а горы все круче, а горы уходят под самые тучи”. Я взглянула вниз и невольно отшатнулась. Люди переходили на шепот или совсем замолкали. Сидели со странными , напряженными лицами. И вот, наконец, самое высокое место на дороге. Противоположный горный массив — на одном уровне с нами. Автобус давно замедлил ход, а теперь на крутых узких поворотах и совсем полз, хотя я бы лучше прошлась пешком на своих надежных ногах...

Аня ЗАДЕЛЕНОВА, 15 лет

Вокруг кошки

Вот сейчас сижу и жую “Дирол”. Делать нечего, вот и жую. А из соседней комнаты доносятся голоса. Это тетя, мама, деда, баба.
— Да зачем вам кошка?
— Нужен же дома какой-то зверь!
— От нее шерсти много.
— Переживем.
Если такие нелюбители кошек, как тетя, будут дальше отговаривать маму, то никакого котенка она не возьмет.
Я вот сейчас сижу и слушаю разговоры взрослых вперемешку с болтовней телевизора, а где-то кто-то смотрит тот же телевизор и думает: “Как бы мне подружиться с девчонкой...” И я про то же думаю, только с мальчиком. И все ради чего? Чтобы показать подругам. А те лихорадочно начнут перебирать в уме всех знакомых парней и думать: “С кем же таким мне подружиться, чтоб быть не хуже ее?” И уже на следующий день выйдут на улицу с мальчиком. И опять знакомые слова:
— Знакомьтесь. Это Аня — моя подруга, а это Саша — мой друг.
А через неделю идет одна.
— А где твой Саша?
— Разбежались...
— А он тебя любил?
— Не знаю.

Ничего не знает. И того, что он каждый день стоит у ее подъезда с надеждой помириться или хотя бы увидеть ее. А когда увидит, ему хочется плакать. А на расспросы друзей, где он все время шатается и почему такой грустный, отвечает, что ходил к врачу, и тот назначил трехнедельное лечение, и теперь он будет пропадать в больнице три недели, а если не поможет, возможно больше.
И сколько их, таких парней? А она... Да что про нее говорить. Она ведет себя так, будто ничего не было. И действительно, для нее ничего особенного не произошло. Подумаешь — парня бросила. Сколько она их бросала? Дело привычное. А этот вообще незаметный был. Просто мираж, оптический обман. А этот мираж стоит где-нибудь и плачет на плече у лучшего друга, а тот удивляется, — чего плакать из-за какой-то девчонки, вон их сколько вокруг ходит. Да все они одинаковые, разница только во внешности.
Смотришь на них и поражаешься, разве можно быть такими жестокими, а завтра сама бросаю и не плачу, не лезу на стенку от горя, и история повторяется вновь: бросаем, ищем, ловим, привлекаем, дружим, снова бросаем, и опять сначала. Эта история длится много, очень много лет. Вон идет мужчина, на вид лет сорок. А может быть в юности его тоже бросила девушка, которую он очень любил.
Позже, взрослея, мы будем считать это ерундой, а пока мы подростки, нам это кажется серьезной проблемой. Ну и пусть кажется, все равно все забудем.

Катя ЕВГЛЕВСКАЯ, 14 лет

Размышления у раскрытого окна

Вечер. Прошла первая в этом году гроза. А на меня к концу учебного года навалилось столько невыполненных заданий, что жизнь кажется одной сплошной проблемой. Да и не только из-за заданий, просто я понимаю, что чем старше становлюсь, тем сложнее задачи. Как в математике: сначала даются задания на троечку, но ставят за них пятерку, а затем — задачи на более высокую оценку, но получить за них пятерку очень нелегко.
Я стояла у окна. Темнело, как летом. Сначала на горизонте появились темные облачка, затем они начали постепенно затягивать неяркую, но чистую и светлую, синюю основу. Это напомнило мне о любимом лете. Но мне не хотелось, чтобы оно сейчас сразу наступило, а экзамены провалились в черную дыру. Хотелось, чтобы время остановилось, чтобы можно было вот так стоять у окна и смотреть, как свет от автомобильных фар скользит по мокрой дороге. И чтобы не было вчера, которое было лучше, чем сегодня, и не было завтра, к которому все время надо что-то сделать, успеть.
По закрывающемуся на ночь, свежему, вымытому, успокоившемуся небу быстро плыли облака. Глядя на них, я чувствовала, как вращается Земля. Я чувствовала себя, как в поезде.
Поезда почему-то связываются в моем сознании со смыслом жизни. А если в жизни есть смысл, и ты его понимаешь, то становится спокойнее. Это не мечта, которая витает в завтра и от которой иногда ужасно устаешь.