мегеры, фурии и пифии,
сирены, гарпии, эринии,
озвученные не Овидием,
а кем-то из другого ряда.
Да. я горжусь своим развитием,
хоть, слышу, ты ему не рада.
Звонок блокадника из города,
который много лет в осаде:
сплав послушания и гонора.
наката с просьбой о пощаде.
Про баснословную коллизию
я слушал бы. не смея пикнуть,
но в виртуальный твой Элизиум,
как хочешь, не могу проникнуть.

Нет, нет, на рычажок из никеля
не нажимай, срывая ярость
на аховом комфорте флигеля.
где ты когда-то обреталась.
Забыть про свистопляску с ценами
и расквартировать бы снова
наш маленький отряд под стенами
Борисоглебска ли, Ростова...
И скоро снега торопливые
завалят басменные хлопья
округу, астры незлобивые
и полустертые надгробья
в их сочетании таинственном.
Дозволь, смирясь с моим решеньем,
мне сделаться твоим единственным —
на расстояньи — утешеньем.
Затихни, как перед разлукою
после отказа от гражданства.
А я возьму и убаюкаю
пучину черную пространства.

2.X.1998

ОСЕНЬ ПАТРИАРХА

На остановках и в скверах
нас заливает всерьез
осень потоками серых
невразумительных слез.

Трамваи сохатые,
бульвары с трухой,
и астры лохматые
всегда под рукой.

Про жизнь в мегаполисе
сбрось весть поскорей
на пейджер на поясе
вождя дикарей

забытого племени,
мол, зря под там-там
с короной на темени
беснуешься там.

...Мы осень на финише
столетья невеж
забыли б, забыли же
мы лето допреж,

но осень уважена
приметою той,
что милой окрашена
копна в золотой.

Загадочно многое
в повадках ее,
и шепчет жестокая
опять про свое:

ведь снова в опасности
Отечество, друг,
в твоей безучастности
цинизм и испуг.

Преувеличение,-
толдычу в ответ, -
я из ополчения,
которого нет.

Не смея до времени
мечтать о таком,
я вырос из семени
и стал стариком,

заставшим архаику
совковых тетерь
без рынка по Хаеку,
не то,что теперь.

Нет, нет, ошибаешься, —
упорствуешь ты, —
ты сам загибаешься.
До хрипоты

на старом вокзальчике
с рябиной рябой,
как русские мальчики,
спорим с тобой.

Как будто заранее
с окраин к Кремлю
на коронование
стекаться велю.

18.X.1998

2

Над взлохмаченным инеем
полыхнуло сейчас
солнце новое синее
засветившее нас.

Далеко за сугробами
допотопной зимы
были высоколобыми
только смолоду мы.

Придержав в проспиртованной
пылкой клетке грудной
выдох, запеленгованный
нерадивой гебней,

заминая для ясности,
кто милей из подруг —
шли навстречу опасности,
расступавшейся вдруг.