ТЕЛЕФОННЫЕ НОМЕРА

Остается напоследок
три-четыре телефона...
Ю.Левитанский

Угадал поэт печальный –
я открою свой блокнот,
не какой-нибудь скрижальный,
а небрежный – до и от,
и смотрю, как идиот,
вот поэт был эпохальный,
вот артист, как черт, нахальный...
где они? Цыфирь орет.
Вот еще остался номер
твой, дружок, но ты же помер...
И еще строка одна,
вымарана и бледна...
Впрочем, если ближе к свету,
я смогу и различить.
И услышу: – Веры нету.
– Веры и не может быть.
Среди этой жизни подлой,
среди лжи и нищеты...
И услышу: – Мальчик, полно!
Это ты?
Я сменю свой номер завтра...
...Трубкой бью по рычажкам.
Жгу блокнот. У печки жарко.
Все равно все вспомню сам.
– Можно Вилю?
– Нету Вили.
– Можно Лиру?
– Лиры нет.
Лиры нет – есть только вилы.
Водка и большой привет.

* * *

Так обугленный напрашивался
дать совет.
Так оболганный оправдывался
десять лет.
Что терзало душу яростно?
Недруг-друг
вравший больше многих пакостно,
умер вдруг.
Проводить заходишь в комнаты
сквозь цветы...
Жаль, глаза отныне сомкнуты.
Что же ты?!
Я б из жизни выдал собственной
год иль два,
только б ты забрал, бессовестный,
те слова...

НА ЮГЕ

Свято верил – все в мире старушки
бесконечны мудры и добры.
Только девушки злы, потаскушки,
только девушки злы и хитры.
А затем все они умирают...
и лишь редкие, те, кто добры,
остаются и люльки качают,
молодежи готовят пиры.

И когда вдруг седая старуха
обманула с усмешкой тебя,
ты заплакал... не вынуть из уха
смех ее – словно иглы репья...
Сыр купил у нее – сыр зацветший.
И вино – как чернила винцо.
Лучше жил бы не пивши, не евши,
сунув в старую шапку лицо...

* * *

О, ящерка, оставь мне взгляд
лазоревый, оставь мне хвост...
я думать буду – это сердце
тобой подаренное бьется...
а коль замрет – и я не вечен...

* * *

Одинокая огромная волна
прикатилась из седого океана.
Что там, новая гремит уже война?
Накренился континент легко и странно?
Или проще всё, как физика твердит:
из мильонов мелких волн, из серой дрожи
солитона время изредка родит –
он встает, на гору звездную похожий.
Он встает, скользя, как мамонт, по закату.
Он рокочет, всех вулканов пострашней.
Он возник, чтоб загадать нам всем загадку:
А слабо вот так же Бога – из людей?