САД
На окраине деревни стоял наш домик с большим садом. Сад – Дас... Лучше так, по имени змеи, которая там живет. Ее владения – весь сад, овраг, огород, посадки кукурузы и холм. По саду я никогда не гуляла. Однажды я чуть не наступила на змею и с тех пор ужасно боялась. Жаль, что она не стала моей подругой. Она была как радуга и сверкала- грелась на солнце. Когда соседка ее потревожила палкой, – она поспешила укрыться в зарослях.
Я помню все деревья, которые там растут. Сад очень старый. Его посадила моя прапрабабушка. А летом, когда во всей деревне нечем дышать от зноя, прохладу и уют можно найти только в саду. Трава превращается в ковер, кустарники и цветы становятся мальчиками и девочками – с ними можно играть. Познакомьтесь. Вот орешник – трон короля. Вот сирень – замок людоеда. А вот многоступенчатые дворцы – белые и желтые розы. Если моя бабушка пригласит вас в гости, вы убедитесь, какая вкусная черешня. Черная, как уголь. И сладкая, как мед. А абрикосы, вишни, яблоки, груши валяются под ногами. Их только птицы клюют. В основном – грачи. И так дерутся! Вот глупенькие! Так и хочется кричать: “Всем хватит!”. Осенью созревают сливы. Виноград висит над двором. А самая главная вкуснятина – молодые грецкие орехи. Они мягкие, с белым ядром. И очень вкусные. Не пробовали?

Что это – стихи или проза? По структуре вроде бы – проза, по содержанию – поэзия. Как и в случае с Юлией Москвиной, мы имеем здесь сложную синтетическую форму лирических стихотворений в прозе, которые легко переходят в верлибры и наоборот. Лучия уверяет, что ее первые настоящие стихи были ритмическими и рифмованными, просто они сочинялись по-румынски и при переводе ритм и рифмы потерялись. Эти самые ранние стихи тоже полны радости и счастья:

* * *

Этот пион как ночь.
Этот пион – чудо.
Нет красивее цветка
У нашего порога.

* * *

Ромашечка-цветочек,
Как зовут твою маму?
А твою?

Второй период – городской. Его открывает рассказ “Вороненок”, написанный Лучией во втором классе. Вот он:

ВОРОНЕНОК.

Эта грустная история произошла нынешним летом. В Академгородке из одного гнезда выпал маленький вороненок. Все дети играли с ним, и всем он не нравился, потому что был худым. Девочки Настя, Маша и Марина взяли его к себе домой. В игрушечной коляске сделали ему домик, дали поесть и попить. Вороненок жил у девочек один день. Когда девочек не было дома, прилетела ворона и заклевала вороненка до смерти. Девочки выкопали детской лопаткой могилу и похоронили вороненка.

А чуть позднее среди рассказов-воспоминаний о Молдавии появляется “Крепость”. Образ клетки, коробки, тюрьмы, могилы бессознательно развивается у Лучии, приобретая все более устрашающие черты:

“Долгое время в сундуках у входа хранились кости тех людей, которые держали осаду. И если украл хоть одну косточку – всю ночь будут мучить кошмары. От стен крепости веет холодом, плесенью. Лишайник карабкается все выше. Когда проходишь мимо стен, описывая круг, кажется, что на тебя кто-то смотрит. Причем злобно”.

Вместе с рассказами Лучия создает цикл стихотворений, объединенных образом Города, угнетающего и разрушающего человеческую душу. Город напоминает страшный застенок, устроенный по концентрическому принципу, – коробка в коробке.

Мы поймали пчелку –
Поместили в коробку,
Срубили елку –
Посадили в ящик.
Наши квартиры –
Это коробки,
В которых много других коробок.
Автобусы, вагоны, машины...
А люди – тоже коробки?

Городская квартира – тоже тюрьма, где человек заперт и подвержен бесконечному страху угнетения и насилия:

* * *
Потерять себя
В глубоком мраке
И найти потом
В паутине страха.
Понять, что ты одна в этом мире,
Точно в запертой снаружи квартире.

Постепенно Лучия находит образ, который точно выражает самочувствие ее лирической героини. Когда-то она мечтала стать Волшебницей, чтобы сделать всех людей счастливыми (рассказ “Если бы я была волшебницей”), а чувствовала себя несчастным худеньким Вороненком, выпавшим из гнезда и насильно уложенным в пластмассовую коляску. Теперь она – Снежный человек, спрятавшийся в квратиру-коробку. Мечты Снежного человека – о добре, подвигах, самопожертвовании, героизме – “недоступны, как и он сам”, – говорит Лучия.
Что же ему остается в мире, в котором он вынужден жить? Лучия смотрит на этот мир через зеленый осколок бутылочного стекла, через равнодушные лица людей:

Никому не важно,
О чем пишет поэт.
Важен прогноз погоды.
Никому не слышен
Плач снеговиков.
Ничего не важно,
Когда лица людей
отражают свет
и ни капли грусти...