Николай ГАЙДУК

ЖЕМЧУЖИНА
ЖЕНСКОГО ВЗГЛЯДА

Запомнилось мрачное, низкое небо над северной тундрой. Тяжелое небо, свинцовое – хоть пули отливай. Дорога была уже мёрзлая – несмотря на то, что осень только-только вошла в Якутию. Забуревшая тундра стелилась по бокам дороги – убегала далеко вперёд. В тундре – от края до края – насыпано голубики, морошки... Там и тут озёра помигивали стёкляшками – льдинки припаивались. Погода ещё ласкала, нежила пернатых – ни гуси, ни утки не спешили срываться на юг...
– Поохотиться бы! Да, гражданин поэт? – шутливо сказал лейтенант, оглядываясь на заднее сидение.
– Хорошо бы! – согласился Евдоким Посветов, а попросту Евдоха, парень с бороденкой “под Христа”.
Машина проворно промчалась по тундре, кое-где в низинах припудренной первым ночным снежком. Потом водитель резко дал по тормозам. Остановились у громадных, грубо сваренных ворот, рубиново пылающих железными, крашеными звёздами.
Из будки вышел двухметровый нерусский амбал с автоматом наперевес – часовой. (Даже удивительно: как в будке помешался-то). Проверив документы, амбал козырнул, говоря с акцентом: “Проезжайте!”
Ворота за спиною – муторно, тяжко и словно бы нехотя – заскрипели, закрываясь.
Выйдя из машины, Евдоким Посветов огляделся. Мрачный камень, железо кругом, высокие заборы забрали небо. А поверху повсюду пропущена проволока – серебристой крапивой мерцает. Сзади – наблюдательная вышка. Сбоку – тоже вышка. Часовые бродят по периметру – по специальным железным настилам.
Ветер неожиданно влетел во двор, пыль закрутилась шерстяным веретеном. Неуютно стало, холодно. Это был какой-то нутряной, собачий холод, леденящий ни тело, а душу...
– Что, гражданин поэт? – понимающе спросил лейтенант Каретников, чернявый замполит. – Впечатляет?
– Ясно дело. Не у тещи на блинах.
Зона строгого режима на якутском Севере, вот что это было. В такие места редко кто попадает по собственной воле – всё больше под конвоем тащатся, длинными и нудными этапами. А Евдоким Посветов попал на зону из любопытства и, если можно так сказать, “по зову сердца”. В то время он квартировался в городе Ленске, два сезона вкалывал с весёлыми и дерзкими парнями – плотогонами, ходившими до арктической бухты Тикси. Графомания тогда только-только давала себя знать – Посветов кое-что кропал. И вот однажды вдруг захотелось – Бог знает, почему? – посмотреть в глаза несчастным людям, оказавшимся в неволе за то “в чём был и не был виноват”. Но посмотреть не просто так, не праздно. Посветов думал почитать стихи, а то и попеть под гитару, если тухлыми яйцами не закидают.
Собрали полный зал. Бритоголовая толпа аж светится, как будто у всех осужденных – нимбы сияют. Посветов – за кулисами – шепнул об этом замполиту.

– Да, да, – согласился Каретников, поправляя кобуру на поясе. – Они тут невинными себя считают. С нимбами... Ну, что? Начнём?
– Давайте.
– Только недолго.
– Как договорились.
“Гражданина поэта” заключённые встретили насторожённо, недоверчиво. Ёрзали, опуская лобастые головы. (Стриженые головы кажутся особенно лобастыми). Простужено покашливали. Коваными сапогами перебирали – как застоявшиеся жеребцы. Затем – потихоньку, помаленьку – стали прислушиваться, шеи вытягивать.
Похоже, “гражданин поэт” сумел-таки зацепить за живое, когда стал читать.

Отпусти мне, Господи, грехи!
Больше я тебя не потревожу.
Запевают третьи петухи,
В небесах светает – в сердце тоже.

Жил бездумно, смело – как хотел.
Слушал птиц, любил дорогу, дождик.
К тридцати хватился, повзрослел –
Ни отец, ни пахарь, ни художник.

Только тени, тени в час ночной
Сердце в ледяных руках сжимают.
Листобойный ветер за стеной,
Словно плач ребенка, не стихает.

Слушает его сутулый сад,
Гнется тополь – точно на коленях,
Точно шепчет что-то невпопад
И сырым лицом во мгле алеет...

Что-то в эту ночь произошло.
Словно болен был – и вот очнулся.
Тихо. Снег идёт. Еще тепло.
Третьи петухи под небо рвутся!

И другой как будто человек –
Я смотрю кругом устало, строго.
В небесах светает. Первый снег.
Чистый ветер! Белая дорога!

Потом была звенящая гитара, шутки между песнями. Евдоким припотел, но не зря. Вскоре с удовольствием отметил: скупые улыбки поползли по лицам, чтоб не сказать – по рожам... Ох, весёлое это занятие – выходить со стихами и песнями под “расстрельные” взгляды незнакомых, а то и враждебно настроенных залов. Но вот что Посветов уразумел во время своих

Скачать полный текст в формате RTF