Николай БЕЛЯЕВ

ИЗ "КАЗАНСКОЙ ТЕТРАДИ"

***

Памяти поэтессы Серебряного Века
Черубины Де Габриак

Песня выделки нежной допета.
Время стерло румянец и глянец.
Два известных в России поэта
из-за женщины этой стрелялись.
Было время - шутила, дурачила
петербургских редакций чинность,
восхищала, цвела и чудачила…
Но легенды не получилось…
Муж увез от греха подальше
в глушь, в Казань, и стихов не стало.
Видно, время игры и фальши
артистической - миновало…
Только несколько строк осталось,
что для Вечности - маловато…
А на подлинность и реальность
нужно много сил и таланта,
много сердца и понимания -
что творится и происходит…
Ей оказывали внимание…
Издавали. Неплохо, вроде.
Но мне жалко ее, стареющую,
вспоминающую о прошлом,
над журналом склоненную женщину,
позабытую всеми, хорошую…
Что ей снилось? - в глуши, в провинции,
в наступленье бездушного века -
не пророчице, не провидице…
Пожалейте и вы человека!

***

В.М.

Кочевник - временщик, не тутошный жилец.
Пока отара травку ест и топчет,
он - на коне, он - царь и бог, не жнец,
он пьет кумыс, по-своему лопочет,
хохочет, думать о земле не хочет,
покуда сыты толпы блеющих овец,
стада и табуны…
Пирует и ночует
он нынче здесь… А завтра - где-то там,
простором обуян, он дальше откочует
в седой туман, где будет сыт и пьян.
Все для него, кочевника, на свете -
его отары, плов и бешбармак.
Вздыхают женщины.
Привычно плачут дети,
Скрипят повозки…

Светит солнце -
знак
того, что где-то будет лучше завтра
трава - и более сочна, и зелена,
а здесь - все вытоптано, съедено, измято
копытами…
Молчи, несчастная жена!
Нас ждут другие пастбища с цветами
из нами завоеванных
в боях
с оседлыми чудными племенами.
Вперед!
Все остальное - пыль и прах!

ПАМЯТИ АРХИЕРЕЯ АВГУСТИНА

(Александра Николаевича Беляева)

1.

Монашеское имя - Августин.
Он братом деда был, архиепископ,
Духовной академии Казанской
воспитанник,
расстрелянный в Калуге
решеньем "тройки"…
(Я - едва родился,
два месяца мне было в этот день).
Отец мой верил в планы ГОЭЛРО,
стал грамотным хорошим инженером.
Он, если что-то знал, молчал об этом.
но брат его, простой учитель сельский,
державший в памяти все наше родословье,
в прощальных письмах - вспомнил Августина
и добрым словом "дядю Сашу" помянул.
В двухтысячном году Собор церковный
прославил мученика веры.
Справедливость
так поздно, век спустя, не торжествует -
полна глухой непробиваемой печали.
(Ведь все свидетели давным-давно ушли,
и не найти безвестную могилу).
Боюсь, что поздно. Нужною молитвой
святого мученика я не тщусь тревожить.
Но кажется, что этот выстрел подлый
меня сквозь время - все-таки настиг.