ДиН юмор
Марат ВАЛЕЕВ
ЮМОРЕСКИ
КТО ТАК ИГРАЕТ?
– Ну, кто так играет?
Перед уличным музыкантом, фальшиво наигрывающем в подземном переходе на
аккордеоне какую-то попсовую мелодию, остановился пожилой мужчина с нервным
одухотворенным лицом.
Музыкант прекратил терзать инструмент и бросил беглый взгляд на картонку
у своих ног. На дне ее блестели несколько рублевых монеток и одна десятирублевая
ассигнация.
– Как могу, так и играю. А вам-то какое дело? – раздраженно сказал владелец
аккордеона. – Не нравится – проходите мимо. Не мешайте другим слушать.
– Да кто это будет слушать! – продолжал кипятиться нервный прохожий. –
Уж поверьте мне, преподавателю консерватории с тридцатилетним стажем.
То, что вы играете, просто ужасно... Вы занимаетесь не своим делом.
– Если бы мне за свое дело платили нормально, разве я торчал бы здесь?
– вздохнул музыкант, поправляя ремень инструмента.
– А вы думаете, мне много платят? – укоризненно сказал преподаватель.
– Но я же не бросаю свою работу, не унижаюсь, как вот некоторые.
– Я думаю, вам совсем не платят, – насмешливо заметил музыкант, окинув
взглядом потертый пиджак интеллигентного прохожего, его туфли со сбитыми
носками и стоптанными каблуками, застиранную, хотя и чистенькую, рубашку.
– Ну ладно, мне некогда. Идите в свою консерваторию. Платы от вас, я так
понял, не дождешься.
И музыкант снова заиграл – на этот раз про любовь, которая на двадцатом
этаже. И фальшивил он на этот раз еще больше. Похоже, назло настырному
прохожему, поскольку тот уходить не собирался. А скривился как от зубной
боли и неожиданно ухватился за инструмент.
– Дайте, дайте мне, – повелительно сказал он. – Я покажу вам, как надо
играть.
– Ну, попробуйте, – вяло согласился музыкант, освобождаясь от лямок аккордеона.
Преподаватель пристроил инструмент у себя на груди, стремительно пробежался
длинными красивыми пальцами по клавишам. Потом на секунду задумался и
бережно развел меха. Полилась музыка. Нежная, чарующая и в то же время
сильная, она заставляла сжиматься сердце, перехватывала дыхание, увлажняла
глаза. Словом, это было то, что и называется настоящим Искусством.
Уличный музыкант стоял молча, потупившись и глубоко затолкав руки в карманы
брюк. Лицо его было бледным. Горожане, до этого торопливо проходившие
мимо по своим делам, начали один за другим останавливаться около играющего.
Скоро пятачок в переходе уже не вмещал всех желающих послушать необычный
концерт. Наконец аккордеон смолк. В переходе на
какое-то время повисла тишина. А потом люди зааплодировали,
закричали “Браво!”, “Еще!”.
В картонку посыпались деньги. Всего через минуту она была заполнена доверху,
деньги уже сыпались на затоптанное бетонное покрытие.
– Вот это да! – потрясенно сказал владелец инструмента. Он присел на корточки,
быстро перебрал неровную кучку ассигнаций (были даже доллары!), горку
монет. – Да тут уже тыщи три будет! А то и больше.
– Не может быть! – испуганно воскликнул преподаватель. – Это же половина
моей зарплаты.
Преподаватель вытащил из кармана носовой платок и промокнул выступившие
на лбу бисеринки пота.
– У вас есть мобильник? – спросил он у музыканта. – Кстати, как вас зовут?
Меня Андрей Карлович Штопфе.
– Вот, возьмите, Андрей Карлович, – с готовностью отозвался владелец инструмента,
протягивая телефон. – Будем знакомы: инженер-проектировщик Турсунов Виктор
Петрович.
Андрей Карлович благожелательно кивнул, набирая номер.
– Алло, Верочка? Это Штопфе. Скажите господину Кайгородцеву, что меня
сегодня не будет. Заболел, – сказал он в трубку, подмигивая музыканту.
– Скорее всего, и завтра меня не будет...
КОНТУЗИЯ
В районную больницу с отдаленной фактории привезли непонятного
больного. Опухший, небритый мужчина лет тридцати непрерывно тряс головой,
мычал, лицо его то и дело искажала судорожная гримаса.
Осматривавший его невропатолог Ольхов, мужчина пожилой и видавший виды,
после некоторых раздумий веско изрек:
– Контузия, не иначе...
Скора наша славная медицина, в лице персонала районной больницы устранила
дефекты в координации движений, речевых функциях Серафимского Петра –
так звали пострадавшего. И он поведал историю своей злополучной контузии.
Жена механизатора Серафимского, доярка Полина, поступила на заочное отделение
сельхозтехникума. Когда она уехала на первую сессию, он затосковал. Детей
у них, к сожалению, не было, из личного хозяйства – только крохотный огородик
да беспородный пес Греф. После работы Серафимскому заняться было нечем.
И он, ранее в загулах незамеченный, вдруг запил. Хлестал все подряд –
водку, “бормотуху”, самогонку. Деньги у него кончились быстро. И тогда
Серафимский стал варить брагу.
Скачать полный текст в формате RTF