ДиН библиотека современного рассказа

Александр МАРКОВ

НЕ ОСТУПИСЬ,
ДОЧЕНЬКА!

От поликлиники Валентину Ивановну несли крылья. Сегодня на месткоме поставили её в очередь на двухкомнатную квартиру.
По дороге домой она залетела в продмаг, поделилась новостью со знакомой продавщицей, взяла под аванс бутылку портвейна “три семёрки” и двести грамм шоколадного печенья для дочуры – уж такая сластена! Потом забежала к портнихе, рассказала про свое счастье и сговорилась перелицевать пальто для себя.
“Совсем оборзела товарка падучая1. Всё ей воздуха2 мало. И то правда, дом в коврах, а мельника3 нет. Но ничего, выкрутимся. Конец квартала – из стройуправления принесут процентовки печатать. Да ночных можно поднабрать – не привыкать параши скоблить. Вот и ночи покороче будут, и больным сгодится, чем на мокром преть. Как быстро доча налилась, фигурная, коса в руку – мужики оборачиваются. И Карен парень видный, не из простых. Дети красивые, не дурные будут, неча её внукам по помойкам казаков-разбойников ловить”.
Светло и тепло на душе Валентины Ивановны. Вот ведь и ей судьба с солнышка тучи согнала.
“Счастья тебе, Зоенька! Дай Боженька дорожки ровной, не осклизлой. Ан дорога по жизни какая узкая, а сколь народу по ей толкается, всё норовит скинуть, кто слабинку дал. А коль, мешать тебе, доча, буду – за мной не станет. В монашки постригусь, а Боженька не сочтёт – к погосту напрямки, небось, не заплутаю”.
Очнулась Валентина Ивановна у самого дома. Старый Федька толкал носом авоську и преданно знобил хвостом. Она поставила авоську между ног, вынула из кулька пару кружков печенья, сунула псу. Потом медленно достала из кармана пачку “Астры”.
– Ну что, брат Федор, старость не в радость, – Валентина Ивановна затянулась и, выпустив сквозь щербинку в передних зубах сизую струйку, почесала пса за ухом. – Вот отдадим Зою за Карена и пойдем в монастырь Боженьке послужим.
Сжав в кулаке сигарету и сощурившись, она втягивала табачный дым, пока пепел не обжег губы. Рваный из нутра кашель опять стал душить. Заныло под левой лопаткой.
– Совсем замучил, неладный! Вот в бабки назначенье выйдет – и куряку брошу. – Она грубо, по-мужицки, в сторону отхаркнула желтый мокротный сгусток.  – И то прикидываю, в монастырь пора. – Кашель не отпускал. Валентина Ивановна присела на корточки и погладила пса. Федор прогнулся и проскулил...

1. Падучая – (блатн.) жадная.
2. Воздух – деньги.
3. Мельник – любовник, сожитель.

Быстро темнело. Занавеска была задернута. Дочь лежала на кровати, отвернувшись к стене и накрыв голову полотенцем.
Валентина Ивановна аккуратно прислонила авоську к тумбочке, подаренной к восьмому марта ей Кареном.
– Доченька, радость-то какая! – дочь не откликнулась. Но сегодня разве до девичьих капризов. – Ну что приключилось? – Валентина Ивановна сощурилась и зажгла свет.
Чуя неладное, она прошла на кухню, выпила воды из-под крана, погасила свет, разделась в темноте и легла рядом с дочерью. “Все никак не сохотились прикупить вторую кровать, да и ставить негде. Надо бы хоть раскладушку”.
Сон не шел. Валентина Ивановна лежала, упершись остекленевшими глазами в уплывающий потолок.

* * *
Последняя военная осень не скупилась на краски. Побуревшая от крови и стыда земля не успевала даже маленькими холмиками прикрывать изуродованные бездыханные тела детей своих. У войны своя мораль, свой счет.
Полк, потерявший в августовских боях три четверти личного состава, стоял на переформировании в небольшой приграничной деревушке, чудом или по ошибке увернувшейся от войны. Оставшиеся в живых смывали со своих закопченных лиц пороховую гарь, тяжелораненых увезли в тыл. Прибывало пополнение.
Медицина занимала две крайние хаты, в ближней к лесу расположился медперсонал – полевой хирург, операционная сестра и три девушки санитарки. В другой отлёживались легкораненые.
Санитарка Даша чаще других заступала на ночное дежурство. Дарья была молчалива и легко отзывалась на девичьи просьбы заменить их в ночную.
Раненные, напропалую и не всегда безрезультатно заигрывавшие с санитарками, Дарью побаивались. У неё был острый язык и неприступные глаза. Но истинная причина частых ночных бдений её объяснялись не характером девушки. Она любила и пила эту так не ко времени пришедшую взрослую любовь жадно и безоглядно.
Как только ситцевая занавеска, отделявшая столик дежурной санитарки, начинала раскачиваться от кано