Юрий БЕЛИКОВ
ИЗБА-КОЛЕСНИЦА
Узнайте же ныне: на кровле конёк
Есть знак молчаливый, что путь наш далёк.
Изба – колесница, колёса – углы,
Слетят серафимы из облачной мглы...
Николай Клюев
1. КОЛОКОЛ В РУБАШКЕ
Кони то и дело всхрапывали, обречённо кося налившимися кровью
зрачками на усилия людей, таких же взмыленных и уже по-конски косящихся
на приплывшее в Россию новое византийское чудо – колокол в рубашке. Остро
пахло лошадиным потом, воздух с продвижением на север заметно захолодал,
и вставшие на дороге тяжеловозы дымились, как запряженные цугом бани по-чёрному.
– Запороли лошадей! – остервенело бросил вожжи сидящий на тележном передке
белёсый чубарь Ермолай. – До Ныроба еще вёрст тридцать. Всё одно не успеем
к сроку. Стоит ли, ядрёна репа, жилы рвать?!
– Распрягай! – вдруг прищурился горбоносый и смуглый, намахивающий на
цыгана подрядчик со скошенным черепом. Немного помедлив, словно взвешивая
в себе пользу забрезживших мыслей, он разъяснил белёсому и остальным кнутарям:
– Да не затем распрягай, чтобы мы не поспели к сроку. Будем гать через
болото мостить. Ночами – уже заморозки. Вот мы по утреннику и пойдем.
Поменяем телегу на сани, а? Глядишь, скостим вёрст двадцать с гаком...
Или я не прав?..
Щуркий “цыган” каруселью развернулся к возчикам: дескать, кто из вас откажется
от оговоренной мзды, ежели колокол будет доставлен к месту в срок?
Возчики пооткрывали рты: “Ну, и голова, этот Грач!”, и только Ермолай
покачал чубатой башкой:
– По трясине, Моисей?.. А не удержим?.. Нам бы колокол доставить, а не
мзду получить!
– Колокол? Так он же в рубашке! – рассмеялся удачной шутке Моисей.
Возчики оскалились в усталых улыбках, а белёсый отмахнулся от шутки, как
от зудящего на покосе паута.
Тайга начала аукаться повеселевшими топорами...
А наутро случилось так, как предсказал белёсый. Проложенная гать была
санной ширины, но, поелику сам колокол, да ещё обряженный в деревянную
рубашку, зримо выступал за края саней и покоился на трех крепёжных брусьях,
во время движения по болоту сани дали предугаданный крен, и “Колокол Дома
Романовых” неумолимо съехал по брусьям в трясину.
Мат взвился над болотом тучами выстывшей за холодные ночи мошки! И так
пытались мужики ухватить колокол, и эдак. А как ухватишь-то? В нём весу,
наверно, двести пудов будет – он сам за собой кого угодно утянуть может.
Моисей, сделавшийся бледнее северного инея, вкупе с почерневшим от горя
Ермолаем-белёсым, кинулся было колокол подымать, да так заколыхались под
ними вогульские зыби, что оба тут же вскочили на его домовину и сидели
на ней какое-то время, отвернувшись с ненавистью друг от друга, как двуглавый
орёл на российском гербе. Потом обратили головы встречь:
– Уходить надо! В тайгу уходить, мужики. От греха подальше. Навсегда!..
Трясина поглотила колокол не сразу. Она будто размышляла: а вдруг люди
опомнятся и воротятся к провороненной святыне; давала им передышку – собраться
с силами и мыслями и вызволить из языческих недр православную византийскую
бронзу.
Тонул колокол всю Первую мировую, тонул в годину Октябрьского переворота,
тонул в Гражданскую и даже продразвёрстку прихватил... А потом уж в полном
и окончательном разочаровании ушел с головою в ныробские болота...
Что за надоба везти из Греции в Россию бронзового гиганта в деревянной
рубашке? И не просто в Россию – в селеньице с ныряющим названием Ныроб,
где во времена Бориса Годунова принял смерть в опальной яме боярин Михаил
– оклеветанный за колдовство и закованный в железа дядя будущего первого
царя романовского древа и первый же великомученник сего рода.
В том-то и надоба, что затерянный в лесах и болотах Ныроб стал для державного
семейства местом тайным, исходным, святым. Над безмолвно вопящей ямой
был возведён на столбах купол, а под куполом, как вседержитель вопля,
подвешен колокол... Бом-м-м!.. Колокол для ямы?.. Или яма для колокола?..
Его-то и хотели поменять-обновить к 300-летию царствующей династии. Видать,
уже другие колокола требовались державе. Этот, излаженный в Греции, как
дар православной сестре, был всем колоколам колокол – трёхметровый, сарафанистый.
Чтобы, если уж зазвонил, так от того волнообразного благовеста вздрогнули
бы и заговорили все сопредельные колокола, а от них – и остальные, дабы
склеилось, точно веки в блаженном дитячьем сне, всё неоглядное, расползающееся
и неокликаемое пространство земли Русской.
Колокол везли почти год. Из Греции – пароходом, а дальше-то – на лошадях.
И не потому, что немощны были в государстве дороги железные, а просто
колокол огромен: не вмещался он в прокрустово ложе вагона. Ленин вмещался,
а колокол – нет. Посему возчики и поспешали. Смекали, что опаздывают...
Вот, собственно, эту-то легенду и озвучил в редакции Андрей Ардашов, выбивая
командировку на север. А Ватажников подвернулся как-то сам собою – как
голеностоп. Паша не был ни геологом, ни учёным – скорее, жила в нём некая
тоска по нехоженым тропам и невырытым кладам, сочетающаяся с самозабвенным
щелканьем корочками помощника депутата Гос
Скачать полный текст в формате RTF