Анатолий ЯНЖУЛА
ТАМ,
ГДЕ ТЕПЛЫЕ ДОЖДИ
Вновь шагнуть в детство так же приятно, как войти в тихую
реку. И чем мы старше, тем чаще сознание возвращает нас туда, где все
хорошо: хлеб вкусный, сны ласковые, а дожди теплые. Я приглашаю Вас в
страну моего детства.
Я приглашаю Вас на мою улицу, уютную короткую улицу в шесть домов. Я расскажу
Вам о людях и нравах того времени, о своих открытиях большого мира, о
радостях и разочарованиях. Я тихо проведу Вас по моей малой Родине, и
Вы увидите то, что я так бережно храню в душе.
Итак...
УЛИЦА БЕДНОГО ДЕМЬЯНА
Нашей улице было дано имя Демьяна Бедного. Мой дед, здорово
ушибленный Советской властью за непонятную некоторым великим вождям привычку
хорошо работать и пользоваться плодами своего труда, часто издевался,
называя нас бедняками с бедной улицы, хотя сам к тому времени, был нищ
и бос, как странник в пустыне. Я, по малолетству и непонятию причины его
сарказма, обижался, считая, что он делает это просто из вредности. Когда
же вошел в мало-мальское сознание и набрал ума, чтобы задумываться над
тем, кто и что есть округ меня, то одним из вопросов был – кто такой Демьян
Бедный? Оказалось – поэт. С поэтами к тому времени, я уже немного сталкивался.
Читать начал рано, и первое что я прочел, были тоненькие, затертые книжечки
из серии “Мои первые книжки”. Александр Сергеевич Пушкин, Сергей Михалков.
Имена все приличные, на портретах красивые мужчины. И еще, Агния Барто.
Имя завораживало своей сказочностью и загадочностью. Агния Барто... Портретов
ее, правда, на обложках почему-то не было. Может, просто не попадались,
а может, при такой красоте имени, она была ликом страшненькой, и, чтобы
не пугать детей, ее портреты не печатали. Но имена, что не говори, завлекающие.
Есть улица имени Пушкина, может где и улица Михалкова. И вот на тебе,
всем нормальным улицам имена как имена, а нам достался Демьян. Да еще
Бедный. “Наверное, он такой маленький, щупленький, несчастненький, замордованный
проклятыми буржуями. Потому и имя ему дали такое”. Каково же было мое
изумление, когда я впервые, уже в школе, увидел его фотографию. Здоровый,
мордастый мужик, с хитрыми глазами, в клетчатом пиджаке, со значками на
широкой груди. Вот уж по физиономии не скажешь, что “бедный”. Скорее даже
наоборот. И я невзлюбил его все душой. Мало, что нашу улицу таким обидным
именем назвали, так он оказывается еще и не настоящий бедный. Прикидывается.
Вот Максим Горький – это настоящий бедный. Усы отвисли, лицо худое, детство
трудное. А этот хмырь, точно придуривается.
Положение опального, в моей душе, поэта, еще усугублялось тем, что в нашем
доме пребывал очень похожий на него мужик по прозвищу, “пришлый зять”.
Так его, за глаза, а в горячке и в глаза, звала любимая теща,
тетя Феня Кузелькова. Точно такая же мордень, горлом оруч, глазами нагл
и напорист. На пиджаке, значок “ВОИР”, загадочный своей непонятностью.
Когда я спросил у отца, что это обозначает, он расшифровал мне аббревиатуру
таинственного “ВОИР”. Даже при самом мягком переводе, это было, где-то
посередине, между “свистюком” и “клизмюком”. Стало совсем непонятно.
Дурачок я был, конечно, в те малые годы. Позже, читая стихи Демьяна Бедного,
в миру Ефима Придворова, я смеялся над детской наивностью суждения. Поэт
как поэт, не хуже других.
Когда наши родители-новоселы разгребли строительный мусор вокруг дома,
то первое что сделал трудовой и равноправный народ – поделил территорию
вокруг дома по справедливости. По крайней мере, так им казалось. “Им”,
это тем, кто жил на первом этаже. “Пришлый зять” жил на втором, и ему,
так же как и всем высотникам, не досталось ничего. Кто-то поворчал, кто
по дружески присоседился к “первоэтажникам”, а некоторым, пролетным, не
только земля, а и свои детишки были в хлопоты. Но “воировец” решил не
сдаваться, и при достаточно большом стечении обитателей дома, заявил неразумный,
что огороды – это мещанство и куркулизм, и он будет бороться с ними, как
с чуждым для коммунистического общества явлением, через партком, завком,
комсомол и начальство. Со всей партийной принципиальностью. Не учел он,
обалдуй, что почти все мужики прошли фронт и таких желтых гусей в упор
не видели. Нашел, чем пугать. Нервных женщин, таковых правда не оказалось,
попросили удалиться, и ему, на могучем русском, не отягощенным изящными
оборотами, сказали все, что думали по данному вопросу. Подействовало.
“Пришлый зять” свою партийную принципиальность временно засунул теще под
кровать и затих. Но значок “ВОИР” не снял. На следующий год огороды зазеленели
редиской, луком, а где и помидорами. Отец привез из леса и посадил под
окнами черемуху, рябинку и березу.
Давно уж нет тех огородов, территория вокруг дома завалена ржавыми кузовами
от машин и старыми покрышками. Нет и рябины с черемухой. Снесло их вихрем
времени и перестроек. А березка стоит! Стоит беленькая... Изрублена, изгрызана
бортами машин, ободрана дурными руками. Ствол, по-бичевски зачичирвел
и запаршивел, нижние ветки обломаны. Но стоит березка... Правда, и не
растет больше. Все такая же кривоватая и осанистая. Или мне так кажется,
потому что я вырос.
Скачать полный текст в формате RTF