повторюсь: омуль – это не пескарь, о нём, как о выпивке, можно рассказывать бесконечно”.
Грешащий экспромтами я однажды выдал в телефонную трубку – из Перми в Красноярск:

Ёлтышев не пропил свой талант –
Ёлтышев уехал в Таиланд.
Ну, а всё пропивший Кузнечихин
так и не уехал никуда
из своей замызганной речихи,
где полны ленками невода...

Нужна особая отвага – говорить “замызганной речихой”. Этой отвагой обладали Зощенко, Платонов, Шукшин. “А Жванецкий?”, – дернут меня за рукав. Не смешите! Жванецкий пытается изъясняться “замызганной речихой” с “не замызганными”, которые даже перестали делать вид, что им смешно. И тут непонятно, кто на коне: “замызганные” или “не замызганные”? Кому труднее-сложнее?
Говори, Данилыч! Ты – тот самый “странный гость”, герой одноименного рассказа, нездешний мужик с мухоморами в корзине, которого встречает в посёлке стар и млад, причем в разных местах в одно и то же время. С двух раз отгадайте, с кого этот портрет писан?
“Возраста за волоснёй не разглядишь – тридцать ему или сорок, но не старик, глаза совсем молодые... Старика бы давно годы согнули, а здесь чувствуется, что мужик ещё в силе”.
Как реагируют на его мухоморы встречные-поперечные? “Ты что, кричу, с ума сошёл?! А он смотрит и молча улыбается, по-доброму так, по-отечески, вроде как успокаивает меня, чтобы крыша с перепугу не поехала. Но с какой стати? Кто из нас поганок набрал? Выкинь, говорю, немедленно и руки с мылом вымой. Я на крик срываюсь, а он смотрит ласково и молчит, но я слышу – нет, мол, не бойся, ничего не случится. Потом достаёт из корзинки самый красивый мухомор и протягивает”.
Ничего вам эта реакция не напоминает? Не так ли, как поганок, шарахаются иные эстетствующие особи посланцев “замызганной речихи”? Немногие удосужатся спросить: “Кто это был? Зачем он явился к нам с корзиной мухоморов? Может, какой знак подать хотел?”
Кто – белые, кто – маслята, кто – рыжики, кто – лисички, а Данилыч – мухоморы. Кому-то ведь нужно их собирать. Собирай свои мухоморы, Данилыч, и знай, что год назад, в неблизкой от Красноярска Перми, едучи в машине на “Катер поэтов” три балбеса-дикоросса – уже упомянутый Костя Иванов из Новосибирска, екатеринбуржец Олег Балезин и автор этих строк на три голоса читали по памяти твой шедевр из “Ненужных стихов” (чем не мухоморы?), заставляющий сбавить скорость и голосу четвертого – сидящего за рулём Федора Достоевского:

Как море в отлив убывает
Бравурный аккомпанемент.
Долги и гондоны всплывают
Не в самый удобный момент.

Когда ты, казалось, отмылся
Росою,
И сам как святой.
Но всплыли.
И больше нет смысла
“Россию спасать красотой”.

С днем рождения, классик! С юбилеем, Данилыч! И храни тебя Господь!

Юрий БЕЛИКОВ, г.Пермь

ДЕРЖИСЬ, СЕРЁГА!

Вот и Кузнечихину – 60.
Уроженец Костромской области, он давным-давно, после окончания Калининского политеха, приехал в Сибирь, много лет проработал инженером-наладчиком, по совместительству являясь инженером человеческих душ и сторожем собственной музы, ибо в последние годы вынужден еще и подрабатывать – сторожить. Кстати, эта работа, как и в застойные годы, представляется наиболее подходящей для прозаика и поэта, не желающего приспосабливаться ни к идеологической, ни к рыночной конъюнктуре.
В молодые годы Сергею Кузнечихину пришлось немало поездить по стране, что способствовало появлению у него широкого, трезвого взгляда на жизнь, раннему избавлению от прекраснодушных иллюзий. И профессия, и жизненный опыт, и память детства – всё это во многом определило его пристрастие к суровому реализму, к жесткому психологизму, к четкому пониманию границ между добром и злом. И всё это нашло отражение в его повестях и рассказах (наиболее полно представленных в книге “Аварийная ситуация”). Впрочем, при всей приверженности реализму писатель не чужд и условных форм повествования, есть в его прозе и авантюрные сюжеты (сборник “Омулевая бочка”), и элементы фантастики (повесть “Санитарный вариант, или Седьмая жена поэта Есенина”). Присущ прозе Кузнечихина и юмор, иногда грубоватый, “мужицкий”, но никогда не опускающийся до пошлости и безвкусицы.
Его стихам свойственны та же неспешная вдумчивость, тот же пристальный интерес к житейским мелочам, мимо которых мы обычно проскакиваем, но которые останавливают на себе внимание мыслящего поэта. Вот уж к кому не приложима шутливая пушкинская фраза насчет поэзии, которая, “прости Господи, должна быть глуповата”. Никакой мотыльковой легковесности! Поэзия Кузнечихина жестковата, плотна и очень серьезна.
Хотя и в стихах он нередко бывает ироничен, трезво оценивая, к примеру, не очень востребованную у нас роль поэта:

Поэт в России меньше, чем сержант
ОМОНа, КГБ или ОВИРа.
Вы слышите, как тормоза визжат
И как скулит расстроенная лира?..

Сергей Данилович Кузнечихин находится в хорошей творческой форме, недавно у него вышла новая книга рассказов “Где наша не пропадала”, он полон новых замыслов и планов. Дай Бог, чтобы все эти планы сбылись!

Эдуард РУСАКОВ, г. Красноярск