ДиН память

Нонна СЛЕПАКОВА

МСТА
И ДРУГИЕ СТИХИ

МСТА

(поэма)

Ты прав, бытописатель старины,
Приветливо и праздно начиная
Роман добропорядочной длины
Хотя бы так: “Тринадцатого мая,
В семьсот таком-то (или восемьсот)
В уезде энском...” Так он тянет строчку,
Как сливовую косточку, сосет
Слова... И сам себе дает отсрочку.
Лукавит он. Он знает, что потом
Закрутит нить, взвинтит столпотворенье,
И медлит он, описывая дом,
Где варят пред погибелью варенье.
И эта обстоятельность права:
Все можно объяснить и все – додумать.
Мне тоже это нравится: сперва
Поднять жука, на одуванчик дунуть...

Бесшумный одуванчиковый взрыв –
И вьюга всполошенная сухая,
Перед моим лицом помельтешив,
Снижается, редеет, затихая,
И тает. Начинают проступать
Изба, крыльцо. И вот выходит Мать:
Фигурка в глянцевитом крепдешине
И сапоги мужские на ногах.
Тогда шикарить женщины спешили,
Однако, оставались в сапогах.
Ширококостность, дюжая ухватка
Мешали им для полного порядка
Закончить каблучками туалет –
Вдруг землю рыть да прятаться в кювет?..
И полуэлегантны, полугрубы
Движенья Мамы. Полыхают губы
Багряной птицей впереди лица.
Вот-вот они в беспомощном восторге
Опустятся на моего Отца,
Стоящего поодаль от крыльца
В зеленой беспогонной гимнастерке.

Вернулся он весной, но по утрам
Все лето возвращается он к нам,
И мы за умываньем и за чаем
В нем новое с опаской замечаем
И прежнее со счастьем узнаем
В неловком отчуждении своем, –
Что было так, а сделалось иначе...
Почти как до войны, живем на даче,
А завтра день рождения отца,
И мы идем в соседнюю деревню,
Где нынче праздник Спаса, где на завтра,
На праздник наш, мы купим кой-чего...

Что, нету рифм? Но это – не просчет.
Читателя поэма зазывает,
Как речка неизвестная. Течет
Она как хочет, вот и размывает
Уютных рифм привычные бока...
Веди меня, попутная река.

...Идем сквозь лес. Дорога между сосен
Прорублена хоть грубо, да опрятно.
За ягодой нагнешься – и не вспомнишь,
Куда идешь, вперед или обратно, –
Так ровно всё! Шершавые стволы
Здесь вытянуты ровным вдохновеньем.
Здесь ровное сползание смолы
С наполненным и медлящим паденьем.
Великое и ровное молчанье
Покоится над частым сосняком,
И, тронутое легким ветерком,
Перерастает в ровное звучанье.
Спешу, почти бегу, и отстают
Отец и Мать, – не окликают строго,
Но ровный вдруг закончился уют,
И вытолкнула вдруг меня дорога –
В Залесское, в праздник, в простор!
В толпу на лугу у моста!..
Невнятный бурлит разговор,
Лоскутно пестрит суета.

Хромает стреноженный конь.
Подсолнухом брызжет крыльцо.
Сидит человеко-гармонь:
Мехами закрыто лицо.

Широким рывком – разлюли!
Черно развернулись меха.
Смятенно взорвались в пыли,
Шарахнулись два петуха.

И чей-то стоялый каблук
О землю ударился вдруг,
И, яростно вспыхнув, подол
Над икрами кругом пошел!

А кто и заплачет на крик
От все еще жгучей беды –
Гармони ликующий рык
Не слышит такой ерунды!

И взвился танцующий прах,
И воздух так знойно запах,
Как будто открыли бутыль
Вина, превращенного в пыль!
А кто и сидит – так в руках
Без удержу пляшет костыль!..
Тот праздник отражался в мутных окнах
Одной избы, – чудного перестарка.
Лепились там перильца, переходы,
Балкончики, оконца слуховые
И столбики. Над немощным крыльцом
Гнилой навес мучительно прогнулся.
Мы в дом вошли. Стоял там стол длиннющий,
Накрытый, этак, на десятерых,
Но в комнате сидели только двое:
Старик, старуха. Больше никого.