СИНЯЯ ТЕТРАДЬ

“Вот эта синяя тетрадь
С моими детскими стихами...”
А.Ахматова

Творческое наследие Виктора Петровича Астафьева обладает волшебной притягательностью – раньше всего, конечно, для тех, кто пробует собственные силы в работе со словом. К начинающим авторам Виктор Петрович всегда относился и трепетно, и требовательно; многие его публицистические произведения напрямую связаны с размышлениями о судьбе и долге литератора, о радостях и трудностях, ожидающих молодого человека на пути “служения Муз”. Видимо, по этой причине едва ли не всякое событие с участием молодых писателей и поэтов на территории Красноярского края освящено именем нашего великого земляка. “ДиН” неизменно рассказывает читателям о новостях благотворительного Фонда им. В.П.Астафьева (в 2005 году впервые параллельно с вручением традиционных премий в Красноярске состоится Всероссийский семинар молодых литераторов); Красноярский Дом писателя второй год подряд проводит конкурс молодых поэтов и прозаиков, посвященный памяти Виктора Петровича, а Подтесовская средняя школа, что в Енисейском районе (она тоже носит имя Астафьева), уже третий раз собирает ценителей родного слова на фестиваль “Золотая осень Астафьева”. В этом году Фестивалю предшествовало состязание юных авторов, в котором приняли участие ребята едва ли не из всех районов края, а также из Красноярска, Ачинска, Енисейска, Лесосибирска. Жанр произведений, представленных на конкурс, был заранее определен – “затесь” (знатокам творчества Астафьева не нужно объяснять, что это за художественная форма!). Таких “затесей” в адрес жюри подтесовского конкурса поступило великое множество, с самыми интересными из них “Синяя тетрадь” нынче и знакомит своих читателей.
Открываем же подборку фрагментами из курсовой работы ученицы III курса (10 класс) Красноярского литературного лицея Валентины Лукашук “Затеси” В.П.Астафьева: к проблеме жанра”.

...Последнее, самое полное издание “Затесей”, состоит из десяти Тетрадей. В каждой тетради – от двадцати до сорока трех миниатюр. В название Тетради вынесен заголовок одной из “затесей”. По моим наблюдениям, “затеси” объединены в Тетрадь не по хронологическому принципу, а в соответствии с некоторой общей темой: Падение листа; Видение; Вздох; Игра; Древнее, вечное; Последняя народная симфония; Рукою согретый хлеб; Благоговение; Просверки; Кетский сон. Самое первое впечатление от “Затесей”, прочитанных подряд – Тетрадь за Тетрадью, – чувство строгой композиции всего произведения. Эти заметки, такие разные по форме, по объему, по мысли, тем не менее собраны в целое отнюдь не хаотически. Главная философская идея, удерживающая единство “затесей”, помимо той, что прямо высказывалась самим Астафьевым (идея спасительных вех на пути к другу-собеседнику), на мой взгляд, восходит к Достоевскому – это идея вечной борьбы Бога и Сатаны, и поле этой битвы – душа человеческая. Две великие, безусловные ценности, по Астафьеву, должны быть неколебимо установлены в основании человеческого сооб

щества: Жизнь и Творчество. Бог – творец Жизни, творец Природы, установитель нравственного закона, общего для всех людей. Человек – творец Культуры, высшие достижения которой не только соизмеримы с произведениями Природы, но как бы продолжают ее, человек способен продолжить творческое усилие Бога, и лучшие сыны и дочери человечества не раз совершали такие подвиги, оставив после себя творения поистине божественной красоты.
Природа и Культура – две стихии, в лоне которых человек может быть счастливым и свободным, уравновесив в себе биологические и духовные силы.

...Мне кажется, в Первой тетради “Затесей” Астафьев задает основной “контрапункт” всего цикла, его главное “переживание”. Это переживание – трагическая тоска по тайне человеческой жизни, равно и божественной, и зверской, и героической, и преступной. Может быть, впервые в истории мировой литературы ХХ века именно Астафьев в столь яркой художественной форме изобразил то, что с абсолютной логической строгостью выразил русский философ Николай Александрович Бердяев в своей работе “Смысл творчества”. Бердяев пишет:
“Человек – точка пересечения двух миров. Об этом свидетельствует двойственность человеческого самосознания, проходящая через всю его историю. Человек сознает себя принадлежащим к двум мирам, природа его двоится, и в сознании его побеждает то одна природа, то другая. И человек с равной силой обосновывает самые противоположные самосознания, одинаково оправдывает их фактами своей природы. Человек сознает свое величие и мощь и свое ничтожество и слабость, свою царственную свободу и свою рабскую зависимость, сознает себя образом и подобием Божьим и каплей в море природной необходимости”. Бердяев подчеркивает, что эту “раздвоенность” всегда чувствовали “все глубокие люди”. Внимательный русский читатель сразу вспомнит знаменитые строки Державина:

Я – царь. Я – раб.
Я – червь. Я – Бог,

и Тютчева:

Откуда, как разлад возник,
И отчего же в общем хоре
Душа не то поет, что море
И ропщет мыслящий тростник...

В “Падении листа” это чувство выражено с потрясающей силой:

“...пока падал лист, пока он достиг земли, лег на нее, сколько же родилось и умерло на земле людей? Сколько произошло радостей, любви, горя, бед? Сколько пролилось слез и крови? Сколько свершилось подвигов и предательств? Как постигнуть все это? Как воссоединить простоту и величие смысла жизни со страшной явью бытия? Осторожно прижав выветренный лист к губам, я пошел в глубь леса. Мне было грустно, очень грустно, хотелось улететь куда-то. Показалось даже, что у меня за спиной крылья и я хочу взмахнуть ими, подняться над землею. Да, пересохли, сломались и отмерли мои крылья. Никуда не улететь мне. Остается лишь крикнуть что-то, душу рвущее, древнее, без