телям... – руки у парня закоченели, я едва различаю. – Прощайте!”
Сквозь отупелое оцепенение доносится голос бригадира:
– Парни с ДРП, наверное, брагу поставили и надрались. По рации вызвал, они мелют пьяную околесицу. Только на второй день добился, что “наливняки” их миновали. Поселок не дозовусь – непрохождение радиоволн. Приказал парням идти в поселок. Сам места не нахожу, нутром подляк чувствую. Спустя два дня двинул к ДРП. Суть да дело, потерял драгоценное время. В Камазе кончилась соляра, двигатель сдох. Не доезжая двенадцать километров до зимовья обнаружил автомобиль. Чушь несусветная! Два часа езды от ДРП!
Вот и банальная разгадка трагедии. Хапуга Горин в обмен на пушнину снабдил бульдозеристов водкой, те перепились, не разобрались (может, и не видели), сколько бензовозов прошло к поселку. Шеф-пилот с его непомерной жаждой наживы угробил парня, кто докажет его вину!
Смурной Воронов трет кулаком красные, набрякшие глаза.
– Петрович! В бумажнике Геннадия крупная сумма денег. Я обязан сдать в милицию, и деньги вернут родителям через полгода. Адрес на листке. Отпиши письмо матери и немедленно отправь перевод, – бригадир протягивает мне аккуратно сложенные банкноты и морщится. – Вот она, цена жизни!
Перекладываю предсмертную записку в правую руку и беру деньги левой. Листок переворачивается, я автоматически бросаю на него взгляд. Бледная ксерокопия типового трудового соглашения. Внизу крупными печатными буквами дописано:
ЦЕНА ДОГОВОРНАЯ.

г. Магадан

Николай ГОДИНА

ДВА ПОСВЯЩЕНИЯ

* * *

Валентину Курбатову

Пусть жизнь моя будет моей,
А всё остальное – неважно...
Над атласом южных морей
Синё, беспокойно и влажно.

Вот берег, куда я хочу
Прибиться верхом на грот-мачте,
Вовек не простив портачу
Разгрома в ответственнном матче.

Нет, лучше махну на восток,
В какую-нибудь Ибусуку
Как только заполню квиток
И спрячу в крапиве базуку.

Но манит простор голубой
Миасской долины, что сбоку...
Почту быть самим над собой,
Слегка уступив только Богу.

* * *

Илье Фонякову

Дул ветер с поправкой на лето,
Весёлый в напоре сквозном.
И что-то навроде балета
Вершилось в театре лесном.

Кричала скандальная птица
С вершин сухостойных опор.
Едва отражала теплица
Стихийного солнца напор.

Приглядно смотрелся, кустами
Прикрытый, садовый сарай.
За ним обнажался местами
Дворцовый концлагерный рай.

Колючка, решётки, собака,
Пятнистый до пят вертухай...
Вода утекала из бака,
Хозяйка мирилась: – Нехай!

Цвело, коренилось, шумело
И долго надеялось жить.
И всё это я неумело
Пытался в тетрадь уложить.

Не строчкой – бороздкою розно,
Где густо всходили слова,
В которых дул ветер укосно
И птица была не права.

г. Челябинск