* * *
О даль метельная, лесная,
некроенная простыня!
Прости меня. За что – не знаю.
Прости меня!

О боль наследная, родная,
вечнозелёная тоска!
Души меня, туга грудная,
не отпускай!

О мученица Царства ради,
свои моленья и мои
о золотом небесном граде
не обмани!

О собирательница благодати
другой, нетутошней страны!
Моей любви, моих обьятий
не отстрани!

* * *
Мы рождены, чтоб сказку сделать болью.
Тоской великой, неизбывной, пряной.
Неутолимой жаждой. Рваной раной.
Мы рождены чудною голытьбою.
  Мы рождены, чтоб чудо сделать юдом –
  и ужаснуться сказочным этюдам.

Слывём левшами, кованными вшами.
Строгаем зыбку, а сбиваем дыбку.
По лужам удим золотую рыбку,
в дымарь, по-чёрному давясь ершами.
  А наша промысловая жар-птица
  на кровли красным петухом садится.

Сроднились с долюшкой своей лихою.
Она блюдёт нас, ровно мать – дитятю.
Ждём мзды за это. Бредим благодатью.
А та кусает нас зудой-блохою.
  Валяй, сверби! Уж мы, того, почешем.
  Почешем, душу сказочкой потешим.

Мы рождены, чтоб сказку сделать болью,
мольбой о небыли, а быль – обломом,
буравить небо взглядом исступлённым –
и мыкать горе с горькой без отбою.
  Мы рождены дать ереси раздолье –
  и получить похмелье из застолья.

* * *
Не швец, не жнец, не в дуду игрец,
и до жизни не рвач, не хват,
волоку как могу невеликий свой крест,
знать, для большего хлипковат.
Да и где мне переться на лобный холм,
где корячиться на кресте?
Чай, без нас свято место не застится мхом,
не погрязнет, чай, во гресе.
Погоди-ка, да ладно ли баю я?
Неспроста же зудит внутрях,
ох, души несогласныя моея:
дух-то, чай, ещё не одрях!

Сдуру ль тянет на строгий его обет
или по миру пёхом с сумой?
Как те камни, вотще ли душа вопиет
о себе же к себе самой?

* * *
В поисках счастья наделав грехов,
достаточных для полка
боевиков, накропав стихов,
сыпавшихся с потолка,
прорву, поболе любой реки
я нарыдаю слез
и переведу на черновики
ещё не один лес.
Сердцу, изношенному до дыр,
будет всегда хватать
поводов, чтобы уйти в монастырь,
но и тогда, видать,
жаждою жизни не в пору полн, –
даром, что стар и сед, –
буду глазеть на прекрасный пол,
бегать за Музой вслед.

* * *

О.К.

Протяни мне руку. Через сотни вёрст
протяни мне жарких поцелуев горсть –
свежеиспечённый хлеб любви земной,
протяни и щедро раздели со мной.
Припадая жадно к дорогой руке,
свой блаженный трепет не предам строке
и хрустящей корки заповедный вкус
утаю от прочих глаз, ушей и уст.
Кабы так. Не этак, как теперь. Ужо
как бы было славно, как бы хорошо!
Кабы я, да кабы ты, да кабы мы...
Кабы цвёл подснежник посреди зимы.
Но межой меж нами вёрсты пролегли.
Сквозняком разлука дует на угли,
на угли печные, на которых в срок
поспевал к причастью сдобный наш пирог.
А угли-то наши – погляди скорей –
от продува только жарче и алей.
Вот уже и новый спеет каравай.
Подожди немного, рук не опускай.
Посвети мне сердцем. В сумеречье дней
просияй мне ликом верности своей,
светом незакатным в тающих очах
из углей нетленный сотвори очаг.

г. Киров