Лев ПИЧУРИН
“РЕЧЬ НЕ О ТОМ,
НО ВСЕ ЖЕ...”
Я знаю, никакой моей вины
В том, что другие не пришли с войны,
В том, что – кто старше, кто моложе –
Остались там, и не о том же речь,
Что я их мог, но не сумел сберечь, –
Речь не о том, но все же, все же, все же...
Пронзительные эти строки Александра Твардовского острой болью
отзываются в сердце каждый раз, когда говорят о том, что мы тоже что-то
сделали для достижения великой Победы, что мы заслужили наши медали “За
доблестный труд в Великой Отечественной войне”, что мы имеем право на
признательность и благодарность ныне живущих. Да, быть может на что-то
мы и имеем право, но всё же, всё же, всё же...
Вспоминаю наше приуральское село, школу, тракторный отряд. На четырех
полуисправных тридцатисильных колесных тракторах ХТЗ по двенадцать часов
в день работали крепкие деревенские девчонки. Во вторую смену их сменяли
четверо пацанов-школьников. И еще в отряде был автор этих строк, щупленький
мальчишка-учетчик, он же заправщик, он же водовоз, а иногда еще и тракторист-сменщик.
Во главе отряда – единственный взрослый мужчина, бригадир, успевший оставить
где-то, кажется, под Вязьмой, правую руку, страшный матерщинник, искренне
любивший всю нашу хилую команду и левой рукой заводивший трактора – не
у всех на это хватало сил... Пахали, сеяли, убирали... Сегодня я не понимаю,
как удавалось это делать, но лозунг “Все для фронта, все для победы!”
был для нас не парадной фразой, а сутью жизни. Мальчишки постарше, те
самые, с которыми мы еще вчера играли в футбол, ловили на Каме рыбу и
подворовывали лес, сплавляемый молем, – это я сейчас знаю, что такое молевой
сплав, а тогда просто тащил, зацепив багром здоровенные бревна, приткнувшиеся
к берегу, эти мальчишки, все без исключений, ушли на фронт. Мы еще не
знали, что лишь немногие из них вернутся, но уже к 44-му в половину сельских
домов пришли похоронки... Наши матери тайком плакали, подсчитывая, сколько
дней осталось до нашего призыва... А мы этого призыва ждали, надеясь,
что без нас-то война не кончится, и именно мы завершим разгром Гитлера
и вернемся с победой. Скорей бы подрасти! Нас, рожденных во второй половине
1927 года, еще не призывали, а добровольцем я смог пойти в армию только
1 июля 1945 года. Не успел! И сегодня, когда какой-нибудь умник говорит,
что Верховному неплохо было бы подождать со взятием Берлина, не губить
полмиллиона ребят 24-26 годов рождения, я думаю, что именно им – да разве
только им! – обязан жизнью...
Но особенно горько думать не об этих моих почти сверстниках, а о тех,
кого в армию не призывали, кто вовсе и не обязан был идти на войну, кто
по природе своей не должен был в ней участвовать – о женщинах. Причем
не о тех, кто по своей специальности – санитарки, радистки, – мог быть
призван, а о тех, кого совсем не просили идти туда... Три такие женщины
у меня перед глазами.
Старшая из них – врач Галина Волянская, родившаяся в 1911
году в деревне Усманка Ишимской волости Томской губернии. Обыкновенная
для тех лет биография. Мать – “купеческих кровей”, учительница. Отец –
дворянин, юрист, выпускник Томского университета, участник революции 1905
года, бывший эсер и потому, разумеется, “враг народа”. Средняя школа в
Барнауле и Новосибирске. Комсомол. Омский, а затем Горьковский медицинский
институт. Арест мужа, партийного работника. Аспирантура. Работа на кафедре
фармакологии. Всё, как у многих, если не считать врожденного порока сердца
и прогрессирующей глухоты... Плохо... Но она – русский интеллигент, неравнодушный
к судьбе Родины. И уже вечером 22 июня вместе с тысячами других она в
военкомате – фронту нужны врачи! Ответ короток. “Вас, с вашим здоровьем,
не только на фронт, вас не на всякую тыловую работу примут”. Все в порядке,
совесть чиста, сиди себе тихонько, слушай сводки с фронта? Ничего подобного.
Летом 1942 года она все-таки добивается зачисления вольнонаемным врачом
на санитарно-транспортное судно “Композитор Бородин”, идущее в горящий
Сталинград. Позднее она написала об этом рассказ “Гибель командарма”,
один из известнейших рассказов о войне, вошедший во многие сборники. Во
враче Екатерине Бахиревой, героине рассказа, многие исследователи видят
саму Галину Евгеньевну, многие с этим не согласны, в частности потому,
что в рассказе нет упоминания о жестокой контузии, перенесенной автором
во время очередной бомбежки плавучего госпиталя фашистскими летчиками.
Но суть не в литературоведческих изысках. Объясните, какая сила подвигла
хрупкую больную женщину на тяжкий труд и лишения, приведшие ее к очень
раннему уходу из жизни (Галине Николаевой, лауреату Сталинской премии,
кавалеру двух орденов “Трудового Красного знамени”, автору знаменитой
“Жатвы” и еще более знаменитой “Битвы в пути” довелось прожить всего пятьдесят
один год)? Ее же на фронт не гнали!
Другая известная мне судьба. Учительница истории Агафья Нефедкина. Сирота.
Мать умерла после родов, отец, алтайский крестьянин-бедняк, умер от ран,
полученных в боях с колчаковцами. С пяти лет – служанка в богатой семье.
Воспитанница одного из томских детских домов, слушательница рабфака при
Томском университете. 26 июня 1941 года получила диплом об окончании исторического
факультета пединститута и назначение в среднюю школу села Елтышево Ояшского
района. Деревенских учительниц, не имевших военной специальности, в армию
не призывали. Все в порядке, сиди себе тихонько, слушай сводки с фронта?
Но... “На меня очень оказала влияние статья Лидова