Но Халху заселили духи зла:
Смерч, сифилис, восстанье, голод, Унгерн,
Тиф, Сухе-Батор, жирный Чойбалсан,
В московскую влюбленный пианистку.
Ему сажать велели из Москвы,
Потел он в юрте и сажал, и плакал.

Мне весело в Монголии жилось,
Но тяжко поглощать так много мяса
И вяленое заедать вареным –
Казнь ассирийская... Я не был ни монахом,
Ни духом зла, и помнится кумыс,
Прогулка в горы с внучкой Чингиз-хана.

В чертоги зла я заходил не часто,
Но и заречься от него нельзя.
Храм Зла – вся жизнь, в которой ежечасно
Мы способы находим уклониться
От исполненья нашего закона.

– Монголия! “Ом падме мани хум!..”
Прощай, прощай! Я повернул рычаг
Молитвенного барабана.

...Заснеженная Новая Деревня,
Мы с деверем из рюмочной бредем
От Ядерного института к зданью
Угрюмого дацана. Знаю, здесь
Чудотворит не слишком древний Будда,
Отлитый в Гамбурге. Но санитарный день
Ворота на запоре... Вдруг в сугробах
Ободранная прыгает собака
С улыбкой мерзкой на косматом рыле.
Замерзший дьявол, изнуренный бес...

Тут в темном храме отворилась дверца
И высунулась длинная рука,
И духа зла, погладив, утянула.

* * *
Ты мне необходима,
Как снег и горечь дыма,
Как беженцу прописка,
Изгнаннику березка...
Пусть на закате Рима
Здесь истинное мнимо,
Далекое так близко,
Возвышенное плоско.

Но нет уже России,
Погибшей, аки обры,
Бессмысленно жестокой
И безрассудно доброй.

СВЕТОВИТ

Деревянные, странные
Праславянские боги,
Вам молиться не стану я,
Но в дремотной дороге
Средь лесов с лесосеками
Возникаете вы
Над студеными реками,
Словно шелест листвы.

В гуще сумрака снулого
Померещилось мне
Трехголовое тулово
В расщепленной сосне.

И как будто словесная,
Но былины древней,
Эта сила древесная
Обнаженных корней.

В темной молви и морочи
Брезжит бог Световит,
Золотое узорочье
Пусть хоть он сохранит!

г. Москва