условиям работы, при никакой оплате. Законы власть под себя писала, не обижала, но и их знать надобно. Ездила я из деревни в деревню, показывала людям правду-матку, гоняла ее из одного болота в другое. Знаю, ненадолго: ворюги от власти все равно народ облапошат, мудрилы-юристы помогут, никого ведь не посадят, я на первой встрече обманула труса “преда” об отсидках, проверить он побоялся. Но не с мельницами я боролась: учила вас уважать свое достоинство, сравнимое с самой Русью – на душе становится спокойнее и легче... а нонче все, сгорела Олеська – ночью кончусь... Про дезертиров не возражай, много я их по тюрьмам повидала. Будь сейчас китайская или японская оккупация – половина крыс двуногих в героях бы бегала – война спишет, но нету ее, приходится только собственный народ разбоями донимать... Правду не спрячешь.
Олеся Марковна стала задыхаться. Попросила водички, лицо мокрое рушничком утерла и совсем тихо закончила:
– Такая вот моя нелепая жизненка, Владимир... но не зряшная. Поправь маленько подушку... спасибо. В сундучке справа денег немного – сделай все по-христиански. Родственников, деток нема, посодействуй грешнице. Рухлядь, лопотину старушонкам, подружкам моим, раздай, машинку швейную дочке твоей Насте... там в машинке бумага: домишко я на тебя переписала – девка замуж выйдет – все крыша над головой. Людям поклон низкий. Иконку Богоматери себе возьми, замолила я тебя... с Надей живите ладом. Все, как будто... Прощай, дорогой... Старух позови, пусть обиходят... Может Митрий Спирин по своему Евангелию отпоет... Попроси... Прощай...
Глаза ее засветились в последний раз, словно свечечки, стали меркнуть.
Ночью Олеси Марковны Строганюк не стало. Под стеклышком на деревянном крестике – ее улыбающееся лицо в обнимку с котом, повыше полукругом рукой Гриши Синеокова выжжено: “ПРАВЕДНИЦА!”.
Богоугодные дела Кент, Владимир Александрович Чепурной, выполнил добросовестно, опрятно. Жизнь продолжалась.

г. Красноярск

Ольга КОЛОСОВА

* * *
Не веря песне одинокой,
Я в одиночестве плетусь
К твоим давно сожженным строкам
И опозданья не боюсь.

Дорога дальняя терниста.
И то ль на счастье, на беду ль
Усталый ветер в хляби мглистой
Маршрут меняет и звезду.

И не дойдя до середины,
Я отступаю... Не зови...
Как беспричинно торопливы
Минуты гнева и любви!

Как беспрепятственны просторы,
Где сумрак, звонкий и глухой,
Одушевляет разговоры
Земли и неба надо мной.

* * *
Над тундрой сумраки густеют.
Но бьют еще перепела.
Предзимье осени пустеет.
Темнеют неба купола.

Вот-вот как будто разобьется
Хрустально-ветреная ночь.
В небесном шелке разольется
И вспыхнет звонкий звездный дождь.

г. Норильск