Виталий ОСТЕРТАГ
КЕНТ И ПРАВЕДНИЦА
Малой моей родине – Хакасии
Памяти В.П.Астафьева
1.
От Владимира Чепурнова, колхозного электромонтера, неожиданно
ушла жена. С четырьмя детьми, девчонками, старшей из которых, Насте, шел
шестнадцатый год. Неожиданный, по его мнению, финт отколола супруга Соня,
неприятный. Правда, не куда попади умелась Сонька, а к приезжему механику
Глебову Ивану Даниловичу, в новый колхозный дом. Глебов работал раньше
в милицейском управлении, дороги размечал, светофоры устанавливал, потом
прогорел на чем-то, был изгнан с работы, из семьи – прибыл укреплять сельское
хозяйство.
Первым делом новый механик раскрепил чепурновскую семью. Высокий, жердястый,
светловолосый с мутноватыми навыкате голубыми глазами – по всем статьям
не чета ему был электромонтер, который, в отличие от Глебова, ростиком
вышел значительно ниже среднего, был несуразно тощ и головаст. На его
круглом морщинистом личике гнездился крупный нос, рыжевато-темные патлы
создавали впечатление постоянной нестриженности, сутулился. Лишь насмешливые,
глубоко посаженные, глаза выдавали неунывающий характер, широкий рот склонен
был не только к смеху или побаскам, но и к искрометному разнообразному
мату.
Умными речами собеседников монтер не баловал, мастаком говорить не был,
особой жизненной гибкостью не обладал. Не будь здоровенных, с буграстыми
венами рук, его можно было принять за подростка. В армии он не служил
– сказалась детская черепно-мозговая травма, учиться тоже особо не пришлось:
курсы сельского электромонтера – все обучение; больше Соню свою учил,
пока она рожала, да техникум животноводческий заканчивала на протяжении
шести лет.
В деревне не было избы, где он не приложил свои электрические руки, через
них прошло, естественно, все колхозное электрохозяйство; денег от односельчан
за свою работу никогда не брал, дорожил репутацией, ограничиваясь совместной
выпивкой или чем-нибудь съестным под последующую. За это бывшая супруга
жестоко монтера третировала, называя пентюхом, простофилей, дурнем с отбитыми
мозгами, тому подобными эпитетами.
Пять лет назад он упал с обледенелой опоры, повредил позвоночник. Стал
прибаливать, еще больше похудел, однако худо-бедно по колхозным меркам
семью содержал прилично. Но из песни слов не выкинешь: Соня помахала ему
ручкой. Для монтера обиднее всего – без видимой печали!
Элементарный здравый смысл, заменяющий ему порой умственное развитие,
подсказывал – пусть идет, всегда кажется, что чужой жене цены нет, но
семнадцать совместно прожитых лет – все же не шутейное дело. А дети?
В НАРОДЕ ОН ЗВАЛСЯ КЕНТ!!!
Кличка прилепилась черт-те когда, и неизвестно от кого, но
в деревне стар и мал его только так навеличивали, включая руководителей
с женой. Он сам порой забывал собственное имя, при крепком подпитии рвал
на груди заскорузлую рубаху с несусветными криками: “Я – Кент!.. Нет мне
прощенья!”.
Семнадцатилетним мальчишкой Кент крепко дружил с такой же махонькой девчушкой-одногодком
Надей Полухиной, дояркиной дочкой, но так ни до чего не додружился: выдали
ее замуж в соседнюю деревню за знатного механизатора, который спустя десять
лет приказал долго жить – в стельку пьяного его задавил собственный трактор.
Кента же взяла в оборот жизнерадостная нагловатая дочь бывшего ветврача,
Соня Тяжельникова, которая до этого питала большие надежды на заведующего
клубом, мечтала о городе, однако завклуб оказался тем еще товарищем: внезапно
сделал ноги, только Сонины глазенки его видели. Крупной, белой, бровастой
и языкастой Софье, справедливости ради надо отметить, не составило большого
труда привести Кента в сельсовет для скромного бракосочетания. Зажили
в самом крайнем домишке над прудом. Дети пошли. Родители Кента давно покоились
на кладбище. И такой пассаж!
Кент забил на своей голубятне два десятка голубей, обработал их, свез
в Абакан и продал на вокзале, как куропаток. Такими делами он занимался,
когда кончались гроши, птицы были его бедой и выручкой в черные дни невезения.
На вырученные деньги неделю беспробудно пил, наяривал на гармошке, кричал
песни. Бригадир электриков, шестидесятилетний Сизов Александр Дмитрич,
такой же замухрышистый, что и Кент, но с более благообразным лицом интеллигента,
его не тревожил. Знал – Кент наверстает, хотя самому приходилось скакать
по опорам, обслуживать подстанции, копаться в двигателях и щитах управления.
Он уважал Кента за безотказность, умелые руки. Перебесится.
Когда опять кончились последние копейки, Кент направился к куму, Синеокову
Григорию, бывшему афганцу.
Григорий после войны стал совершенно нелюдимым, безжалостным каким-то
мужиком, равнодушным к колхозным делам. Лишь жену Лиду, библиотекаршу,
на руках носил, да Кента никогда не обзывал кличкой. В колхозе он поработал
два дня, остальные лет десять в его сторону даже не смотрел. Жене сказал
внятно: “Убью еще кого-нибудь из колхозных жирняков под горячую руку –
кто детишков воспитывать будет?” – ей такого объяснения оказалось вполне
достаточно. Гриша без всякого стеснения браконьерни
Скачать полный текст в формате RTF