повтор, ради таинственной и мощной жизнедлящей цели.
В другом месте Нитченко уже чуть ли не напрямую подтверждает мои догадки.

...Что это за год? О чём так длинны
сговоры стрекоз и поплавка?
Жизнь, как подсыхающую глину
мягкокрасную я мну в руках,
становясь одновременно всеми –
и собой – и другом – и врагом.
Всё теплей податливейший ком.
И любовь мне заменила время.

Говорить об этом изумительном поэте можно долго, но будет справедливо, наверное, если я закончу свои, оказавшиеся довольно сумбурными, заметки, избежав каких-либо финальных обобщений (их в данном случае нет и быть не может), одним его красивым, пахучим, ни к чему не обязывающим, но внушающим надежду в нашей нужности здесь, среди живых, стихотворением. Оказывается, давно набившим оскомину в русской поэтической традиции ангелам есть еще, в какое пиитическое окно залетать.

Ангел снилось за мной пришёл и сказал пора
Ну пора так пора говорю тебе видней
Он крылом меня обнял укрыло тепло пера
Запах чабреца дух яблока гул морей

В голове поплыл и покой набежал летим
Несказанно легко но проснуться хотелось мне
Потому что весь путь я слышу как на земле
Кто-то плачет и спорит с ним.

Иркутск – Москва

ДиН память

Владимир МАЯКОВСКИЙ

НЕСКОЛЬКО СЛОВ ОБО МНЕ САМОМ

Я люблю смотреть, как умирают дети.
Вы прибоя смеха мглистый вал заметили
за тоски хоботом?
А я –
в читальне улиц –
так часто перелистывал гроба там.
Полночь
промокшими пальцами щупала
меня
и забитый забор,
и с каплями ливня на лысине купола
скакал сумасшедший собор.
Я вижу, Христос из иконы бежал,
хитона оветренный край
целовала, плача, слякоть.
Кричу кирпичу,
слов исступленных вонзаю кинжал
в неба распухшего мякоть:
“Солнце!
Отец мой!
Сжалься хоть ты и не мучай!
Это тобою пролитая кровь моя льется
дорогою дольней.
Это душа моя
клочьями порванной тучи
в выжженном небе
на ржавом кресте колокольни!
Время!
Хоть ты, хромой богомаз,
лик намалюй мой
в божницу уродца века!
Я одинок, как последний глаз
у идущего к слепым человека!”
1913