не забывай, если часом над человеком посмеяться восхочешь, – закончила она свою отповедь.
Напарник даже вскрикнул от неожиданности. Маша Крокодил стояла в пяти шагах от механизаторов под молоденькой березкой, скрестив на мощной груди толстенькие ручки, у ног ее стояла приземистая сумка с Пашиным обедом.
– Ты че, Маш? – оторопел и Паша.
– Опохмелиться принесла, Паш, пообедать, – кротко ответила Маша Крокодил.
– Отдохни, Маш, – пожалел Паша жену, вытиравшую платком пот со лба.
– Некогда, Паш, – проговорила Маша, отправляясь в обратный неблизкий путь на своих коротких крокодильих ножках.
– Ну, чего примолкли, обедать присаживайтесь, – пригласил Паша насмешников. – Я свою Марью ни на кого никогда не променяю, а красавиц вам, дуракам, оставил.
Однажды мой сынок нечаянно уронил вниз со второго этажа игрушечный пистолетик, которым очень дорожил. Боевое оружие малыша, как на грех, провалилось в щель между стеной и лестницей, угодив прямехонько в Машину кладовку. Проведав об этом, сострадательная к ребятишкам женщина, не посчитавшись со временем, в поисках игрушки переворошила все сундуки, ведра и тряпки во всей клети, но маленький пистолетик никак не находился. Тогда тетя Маша планомерно чулан свой освободила, перетаскав хлам на улицу, детально его просмотрев и прощупав. Поздним вечером, уставшая до изнеможения, Маша принесла парнишке игрушку. Она была с головы до ног в паутине, ее пыльное платье, грязные борозды от стекавшего по лицу пота устрашили бы, без преувеличения, кого угодно, но счастливый малыш бросился ей на шею, крепко обнял и расцеловал ее, а о вящей признательности она и мечтать не могла. Неудивительно, что, даже став взрослым, мой сын отчетливо помнит этот случай, доброта хранится в памяти человека пожизненно.
Ровно через год, после недолговременной тяжелой болезни, тетя Маша умерла. С ее уходом все соседи словно что-то потеряли, а Паша при известии о смерти жены постарел сразу лет на десять. Он повесился спустя две недели после похорон, солнечной любви Марьи и ее сердечности ему, чтобы содержать в привычном тепле свою душу, надолго не хватило.
Начать жизнь заново без Маши Паша не захотел.

г. Енисейск

Юлия ГОЛОВНЕВА

* * *

Над бездонным синим натянут луч.
По лучу идет переводчик строк.
Неуступчив мир, ну да он везуч.
Все кругом течет, ну да он высок.

Под ногой дрожит золотая нить.
Он несет живое, нельзя обронить.
С одного языка на другой идет.
Озорна строка, ну да он ведет.

СОМНЕНИЯ ЗОЛОТОЙ ОСЕНЬЮ

В небо, воспетое чувством, доступное разуму,
Осень струит дымки своих воскурений.
Сверху ажур, но корни мои отказываются
От найденных в почве сомнительных удобрений.

Смутно мне. Мысли стекают по счастью
                                                        каплями,
Как по стеклу, но которое не бьется.
“Как мне сделать, чтоб люди поменьше
                                                         плакали?” –
Чувство взывает, а разум в ответ смеется:

“Счастье в душе у каждого, пусть поищут!
Стоит за ним идти сквозь огни и бездны.
Счастье – оно не монетка, не бросишь нищим,
И не пытайся – не возьмут, бесполезно”.

Старенький Кант глядит из окна –
                                                     дыбом волосы:
Он видит, как Ницше ломает мост над потоком...
Не унывай, говорит мне внутренний голос,
О, Красота, разрушителю станет упреком!

Солнце щекочет мои золотые листики.
Смутные мысли рассеялись с облаками.
Стой, не шатайся, ценитель осенней мистики!
Не сомневайся в почве, упрись ногами.