Эрлен ФЕДИН
ФИЛИН
НА РАЗВАЛИНАХ
Мы печатаем сокращенный вариант книги доктора физико-математических
наук, профессора Эрлена Ильича Федина “Филин на развалинах”. Известный
ученый, работавший в красивой области науки – магнитной радиоспектроскопии,
– сумел в небольшой по объему книге рассказать о духовных поисках типичного
русского интеллигента на протяжении шести десятилетий двадцатого века.
Столь глубокий и беспощадный анализ собственного пути, изложенный прекрасным
русским языком – нечастое явление в мемуарной литературе.
Побывав металлистом и лесорубом, техником-электриком и физиком, студентом
и зеком, электромонтером и учителем, рядовым, а потом и заметным ученым,
он, очарованный странник советской поры, имеет право по-своему оценить
все эти конвульсии. Его позвали всеблагие, как собеседника, на пир. Званых,
как всегда было много, а в число призванных Эрлен не попал, как и все
мы. Быть может, этим он нам и интересен? “Филин на развалинах” – не столько
повесть о длинной череде взлетов и падений, о частных победах и о неизбежном
(в условиях, заданных советской властью) окончательном поражении, сколько
отчет о пути познания в предложенных нашей общей судьбой обстоятельствах...
Федин неоднократно бывал в Красноярске, выступал здесь с докладами и лекциями,
полюбил Енисей и уникальный облик нашего города, за развитием которого
заинтересованно следил на протяжении трех десятилетий. Приходится сожалеть,
что обстоятельства, сложившиеся десять лет назад, заставили этого талантливого
человека, как и многих других, эмигрировать из России.
Доктор физико-математических наук, профессор А.Г.Лундин
Вся жизнь проносится перед глазами в предсмертные секунды – уверяли меня приключенческие книги моего невеселого детства. Подросши, помирал я трижды, но ничего такого не наблюдал. Ни жар крупозного воспаления легких, сжигавшего меня в тамбуре вагона электрички, где я бредил, унося ноги из военных лагерей, ни жуткий холод ледяной шуги в водозаборе гидростанции, где я дважды тонул, – не наполняли в те давние-давние годы мою молодую голову мельканьем страниц собственного жизнеописания. Прошлое неотступно начало преследовать меня десятилетия спустя, когда обрушился мой, с таким трудом построенный мирок московского профессора...
1. МАЛЕНЬКИЙ БОЛЬШЕВИК
Смутные картины младенчества мало содержательны и не очень отчетливы. Среди своих первых воспо
минаний нахожу лишь явную чепуху, но она, нет-нет, и цепляется
за что-нибудь существенное для меня. Вот я младенцем в изумлении смотрю,
как наш кучер поит лошадь в соломенной шляпе. Это в 1928-м меня с мамой
влачит по степному Крыму линейка – длинная повозка под парусиновым, с
фестончиками, тентом. А едем мы в детский туберкулезный санаторий. В семейном
предании остался диагноз тамошнего врача: “Маленький мальчик с большой
тоской”. Тоска – от слабого здоровья, от того, что оставлен у моря без
мамы, от щенячьего предчувствия странности мира моих родителей. Не исключено,
что тоску, вдобавок, навевало и странное имя: хотели-то поначалу назвать
меня Володей, но оробели перед сочетанием Владимир Ильич и, поколебавшись
несколько месяцев, поименовали “Эрлен” – Эра Ленина. Слишком большую тяжесть
взвалили отрекшиеся от старого мира родители на мои хилые плечики...
Имя для меня нашлось одновременно с появлением стихов поэта, жившего недалеко
от детского санатория, где я тосковал:
...В недавние трагические годы
Усобица , и голод, и война,
Крестя мечом и пламенем народы,
Весь древний Ужас подняли со дна...
...И ты, и я – мы все имели честь
Мир посетить в минуты роковые
И стать мудрей и зорче, чем мы есть.
Я не изгой, я пасынок России...
Максимилиан Волошин – поэт! – чувствовал время лучше, чем мои папа с мамой – молодые большевики, заразившиеся идеями марксизма в либеральных гимназиях Брянска. Отец вступил в РКП(б) на фронте, в боевом восемнадцатом году; гражданскую войну окончил комиссаром бригады. Вернувшись в Брянск, он отбил у будущего великого математика маленькую юную красавицу, поступил в МВТУ и поселился с молодой женой в Москве. В 1921 году родилась Тася. Имя ей дали по тогдашнему обычаю: счастливый отец, выбежав на улицу, спросил у первой встречной, как её зовут, вот и стала моя старшая сестра Таисией Ильиничной Фединой-Кругляковой, ибо мамин строптивый характер не позволял ей согласиться, чтобы Тася носила только отцовскую фамилию. Свой брак молодые коммунисты не регистрировали, двойная фамилия дочери провозглашала мамино женское равноправие. В действительности равноправия не было: отец целовал, а мама подставляла щеку... Но отец тогда был выше таких мелочей. Время было боевое: среди студентов был популярен Троцкий; новому генсеку это не нра
Скачать полный текст в формате RTF