кую-то иную плоскость бытия. Словно бы она мне говорила: разве не видишь, какая иная бесплотно-счастливая жизнь может существовать, без забот, без всяческих страхов и твоего столь обязательного ДОЛГА. Смотри, я лечу к тебе, я думаю о тебе, я забочусь о твоем душевном спокойствии. Главное – не трусь... И какое счастье летать вот так беззаботно, то есть – единственной заботой о тебе, глупом, неустроенном, несчастном, полном всяческих земных забот. Ведь ничего человеку вообще-то не надо... Следует вот так летать, любить это небо, этот лес, который ты так нахально называешь русским словом “дубрава”, и все-все окружающее, всю эту равнодушную природу, как заметил в подобном случае Пушкин...
Я ехал по-стариковски не торопясь, чуя тяжесть своего бренного тела. Боже, как я ничтожен по сравнению с этой безымянной (для меня!) птичкой! Как плотски жалок... В то же время я видел, как прекрасна, осмысленна вся природа и одна эта птаха, наделенная чутким сердцем, имя которой я не знаю, хотя слыву энциклопедистом...

АПОКРИФ

Мало кто читал апокрифические Евангелия. Наверняка были веские причины у отцов церкви, чтобы отвергнуть их. Не знаю, выпускают ли их в свет в новейшее время, когда все разрешено. Но вот в одной ученой книге мне попалась пространная цитата из апокрифического сочинения о детстве Христа, и я долго жил очарованный деталью этого рассказа, которую, на мой взгляд, нельзя придумать, настолько она достоверна. Или сочинитель был одарен сверх меры.
...Маленький мальчик играет на берегу, лепит из песка птичек – голубей. Увлеченный делом он не заметил, как к нему приблизился проходивший мимо раввин. Этот строгий блюститель иудаизма был раздосадован: “Ты забыл, мальчик, что сегодня Суббота!” Как известно, в этот день верующим иудаистам категорически запрещено работать, и мальчик конечно же знал об этом, но творчество так увлекло его, что он забыл о запрете. В испуге он хлопнул в ладоши и крикнул вылепленным птичкам: “Летите!”
И они взлетели... Ожили и взлетели...
Он забыл, что он Бог. А может быть, до этого и не задумывался о своем назначении. Пора не пришла...
Какое это счастье одарить душой то, что вышло из-под твоих грешных рук и воскликнуть: лети!

г.Кишинев

Артём ВЕДЕРНИКОВ

ПЕРСОНАЖИ
МОДИЛЬЯНИ

ПРОЩАНИЕ

Взъерошенный туман нечесаную гриву
Спросонья зацепил за кроны тополей,
Запутался в ветвях, раскинутых игриво,
Обмяк и по земле расплылся, как елей.
Пора! – ямщик уже становится несносен:
Ворчит про долгий путь, распутицу и снег.
Пожухлые плоды сбивает тростью осень –
Надменный господин во фраке и в пенсне.
Пора пересчитать дороги дальней петли,
Приблизить горизонт, забыть твои глаза.
Я не был счастлив здесь, но почему-то медлю –
Невежливо молчать и нечего сказать.
Мой город, станешь ты лишь строчкой
на конверте,
И время обратит минувшее в пасьянс
Из лиц, имён и дат рождения – дат смерти –
Чтоб разложить его, найду ли мудрость я?
Я горд – ничто меня обратно не заманит.
Вот тронулись: пополз нехитрый наш обоз,
И серые дома скрываются в тумане,
И прячу я лицо, холодное от слёз.

ОСЕННИЕ ПОСИДЕЛКИ

Детворе теперь не до гуляний:
На дворе осенняя пора.
Плавно удлинились вечера,
Словно персонажи Модильяни.
Мы, вприкуску с мерзлою морошкой,
На уютной кухне цедим чай.
По прогулкам, дева, не скучай –
Посмотри-ка пристально в окошко:
У прохожей ветер беспардонный
Силой отбирает парус-зонт,
Окунают крылья в горизонт
Без того промокшие вороны.
Пусть течет приятная беседа,
Медленная, как янтарный мед,
Ягода кислинкой отдает,
Пусть до лета отдыхают кеды.

ДУША

В стране таинственных камней
Оставил я души частицу –
Душа, чтоб воссоединиться,
С тех пор всегда стремится к ней.
Там по весне цветёт миндаль,
Орлы купаются в лазури,
Солдаты через амбразуры
В тоске по дому смотрят в даль.
И невдомёк им, что когда
Они к земле вернутся милой,
Душа неудержимой силой
Потянет властно их сюда.

г.Новосибирск