прислушиваясь, как шуршит
листва
осиротело.

Потом встаю,
вокруг смотрю
и книгу не читаю,

и чем впоследствии
займусь,
наверняка не знаю.

Сияет солнце,
ярок свет,
но слепит неприятно;

запомню то, чего и нет,
а коль забуду –
ладно.

Уже я встал, иду домой,
открою дверь:
здорово!

Уже стемнело,
я – живой,
включаю лампу – клево!

Иду на кухню,
что-то ем,
и это все неплохо,

а, значит, хватит!
Час-другой,
и кончится эпоха

реальности. И все же я не зря
гулял, бродил
вне дома,

на солнце грелся,
словно пес
худой у гастронома,

а солнце грело,
грело так
красиво и знакомо!

Переводы с венегрского Антона НЕЧАЕВА

Велимир ХЛЕБНИКОВ

ЕДИНАЯ КНИГА

Я видел, что черные Веды,
Коран и Евангелие
И в шелковых досках
Книги монголов,
Сами из праха степей,
Из кизяка благовонного,
Как это делают
Калмычки каждой зарей, –
Сложили костер
И сами легли на него.
Белые вдовы в облаке дыма скрывались,
Чтобы ускорить приход
Книги единой,
Чьи страницы большие моря,
Что трепещут крылами бабочки синей,
А шелковинка – закладка,
Где остановился взором читатель.
Реки великие синим потоком:
Волга, где Разину ночью поют,
Желтый Нил, где молятся солнцу,
Янцзекиянг, где жижа густая людей,
И ты, Миссисипи, где янки
Носят штанами звездное небо,
В звездное небо окутали ноги,
И Ганг, где темные люди – деревья ума,
И Дунай, где в белом белые люди
В белых рубахах стоят над водой,
И Замбези, где люди черней сапога,
И бурная Обь, где бога секут
И ставят в угол глазами
Во время еды чего-нибудь жирного,
И Темза, где серая скука.
Род человечества – книги читатель.
И на обложке – надпись творца,
Имя мое, письмена голубые.
Да, ты небрежно читаешь,
Больше внимания,
Слишком рассеян и смотришь лентяем.
Точно уроки законы божия,
Эти черные цепи и большие моря.
Эту единую книгу
Скоро ты, скоро прочтешь,
В этих страницах прыгает кит
И орел, огибая страницу угла,
Садится на волны морские, груди морей,
Чтоб отдохнуть на постели орлана.
А со мной – мои други!