ОТРЫВОК

Лежали в постели, обнявшись, читали Платона;
“Пир”, разумеется, “Пир”, – что же еще нагишом
можно без устали вслух? – и ты не мешала
чтенью боем потешным с моим “мальчишом”,
и я не отвлекся блажного притронуться лона

ни разу, лишь слаще тебя обжимал, опален
жаркой риторики строем, и даже ты сжала
остро плечо мне, когда колченогий кузнец
свой раскалил инструмент, и протяжное жало
ножа для разделки над нами вознес Аполлон;

и взрезали нам животы, и вскрыли грудину
каждому добрые боги, и соположили сердец
биенье громких и легких дыханье, и встречно
ребра сковали кольцо за кольцом, наконец
золотом сшили бесследным бока андрогину, –

мне, дважды блаженной/блаженному,
счастья дана
сила такая была, что и смерти б уж не рассечь, но
небу, шуткуя – ужо! – угрожал я перстом,
о муках творенья уже я страдала беспечно,
как первенец наш разомкнет
                           столь тесные ложесна;

коих обжегся промеж – во мгновение оно –
глубоких и страстных страниц,
заложенных на потом...
я – с грудью разъятой – под хохот богов половину
сердца скрепляю в горсти и живу лишь о том,
как лежали однажды, обнявшись,
                             читали Платона.

УХОДИ

Любовь пришла – любовь уйдет.
Дословно знаю наперед,
хоть позабыл откуда,
как это будет, Чудо

мое, когда совой в груди
глухое ухнет “уходи”,
и глянешь, как старуха,
бесчувственно, и в ухо

задышишь: – Я могла бы боль
тебе, как женщине любой
способен ты... – и в губы, –
ты ж не любой, а любый! –

с тобой шучу, тебе смолчу,
иначе, значит, отплачу:
не выволочкой частной,
а скукой ежечасной,

и как в любви была не та,
в тебе так стану пустота,
без памяти хранима,
другой невосполнима,

чтоб с той, которая придет,
ты все припомнил наперед...
Узнаешь не отчасти –
в лицо – свое несчастье.

ПЛАЧ ПО НЕВЕСТЕ

Как проведала, что есть у меня невестушка,
Муза-разлучница, дура-то русская,
тут мою суженную и замучила:
За ворот лила ей отворотное,
глаза закрывала сглазами,
подсознанье изводила дознаниями.
Запугала маленькую куколками,
страхами девочку затрахала,
мечту ее заветную, лучшую,
бесплодной нагадала да неслучною.

А как девица чуть мало отнадеялася,
залобзала нежную соблазнами:
Раззадорила интрижкой с мальчишками,
денежкой пожурила свеженькой,
Париж ей показала да чёрта рыжего.
Из души она зазнобушку-то и вышелушила.

Муза-Муза, ты мне не союзница,
соузница, разве, да сокандальница,
знать, вовек от тебя не избавиться,
сколь же надо надо мною скалиться?
Вразумись, говорю, верни милую,
или слово мне открой с прежней силою,
чтобы воскресить любовь, спасти душу грешную,
мне свою почти не жаль безутешную.

МОЛЕНИЕ О СЛОВЕ

Горе мнљ бљдну, горе окаянну,
Сущу безкровну, беспомощьну, странну.
Симеон Полоцкий
“Комидия притчи о блуднљм сыне”

Ты, кто столь к избранным щедр,
                                       будь милостив снова,
истцу дай приблудному единого слова!
Как воды, дай и мертвого, и слова живого,
подай безъязыкому слова хоть какого.
Сам бо слабенек телом, пуще слаб душею,
куда же поплетуся за нуждой своею?
Магомета ль щедрого умолять я буду?
Вопрошать ли буду безмолвного Будду?

Из времен в трудном слове днесь явленный, о не
остави мя в темени, отче Симеоне!
Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий,
помилуй мя грешного! – бо аз есмь хороший,
аз есмь телок заблудший, в бездумье стоящий
ста дорог на стеченье, о кнуте молящий.
Дай мне путеводного беспутному слова –
опричь слова нет в свете ничего иного.

г.Москва