род! Мы против нас! Ура, похоже, несмотря на малодушные уверения в обратном, конец света все ж таки не за горами. Макар восседал на табуретку и принимался усиленно каркать по поводу грядущего апокалипсиса  – ни дать, ни взять – позирует для Босха. И так изо дня в день. Жена Макара покряхтела-покряхтела – и привыкла, привычка у нее была такая – привыкать ко всему, что ни творится в окружающей среде. Впрочем, не у нее одной.
Прошло еще несколько месяцев. У жены Макара зримо рос живот, Макар, однако ж, ничего не замечал. Немудрено, у него были другие заботы. А живот у жены все рос и рос. В один прекрасный момент дорос до того, что она эдак сдавленно охнула – и ее увезли в роддом. Именно эту новость она собиралась сообщить мужу в тот вечер, когда Макар решил свихнуться. Несмотря, тем не менее, на всю свою свихнутость, Макар сохранял кристальную ясность ума, что позволило ему заметить отсутствие привычного робкого лопотания над ухом и, что главное, съедобного содержимого мисок. При всем своем мизантропическом подвижничестве, Макар все же иногда делал перерыв, чтобы перекусить. Впервые за многие месяцы он выполз за порог спальни и углядел корявую записочку: “Ушла по делам в роддом. Молоко в холодильнике, котлеты на плите”.
– В роддом, – сказал Макар. – Ха.
И поплелся на кухню питаться. Напитавшись, уснул, как удав. Когда же проснулся  – то повздыхал, поскрипел зубами, погремел костями – и вышел на улицу.
В автобусе от неизбежной давки с Макаром приключился эпилептический припадок. Сердобольные люди, которых он забрызгал своей слюной, вынесли его на остановку, поймали такси и заплатили вдвое, с завистью приговаривая: “Эка, бедняга, ужрался, мы бы так не смогли”. Во всем есть свои хорошие стороны, думал Макар, подъезжая к роддому в относительном комфорте. Блаженство портило только присутствие шофера. Через пять минут Макар ворвался в палату жены, отбрехиваясь от кучки медсестер. Жена, несмотря на крайнее изнеможение, вытаращилась на него как на привидение. Собственно, Макар и выглядел как привидение. Они с женой стоили друг друга сейчас в этом отношении.
– Вот ты дуреха-то, – только и успел сказать Макар, когда принесли на кормление нечто крохотное, красное и визжащее. Жуткое, в общем, зрелище. Макар обомлел, как увидел. “С каких только сторон не открывается правда жизни,” – откомментировал он про себя происходящее. Нянечка, уведомленная, что это костлявое растрепанное явление есть отец ребеночка, ничтоже сумняшеся сунула вопящий сверток Макару. Тот автоматически подхватил и уставился на него в некоем столбняке, не представляя, что же с ним делать. Жена Макара несмело улыбнулась. Макар же ощутил, что пеленки набухают жидкостью, и что эта теплая желтоватая жидкость струится по его рукам и впитывается в рубашку.
– Ну вот, – обречено заметил он. – Всегда так: все норовите обгадить, даже родного папашку не жалеете.
Дите неожиданно прекратило орать и торжествующе ухмыльнулось Макару во всю беззубую пасть.
– Весь в меня, – подытожил Макар и, умилившись, чмокнул ребенка в кончик носа. Жена Макара закрыла глаза. Она была счастлива и хотела спать. И, кстати, ее звали Маша.

г.Томск

ДиН память

Павел ЛОБАНОВ

Из книги “ЛУННЫЙ СВЕТ”

МОЛЧАЛИВАЯ ИСПОВЕДЬ

“После” не значит “вследствие”
“После” не значит “до”
Что мне – гордиться девственно-
Синею бородой?..
Я не растил не пестовал
И не мечтал о ней
Ты же глазами детскими
Видела – все длинней
Тени растут склоняются...
Не поднимая глаз,
Буду не жить а маяться
“Это – в последний раз”
Снова сомкнулись на горле
Пальцы и не вздохнуть
Бьюсь я с собой как в агонии
Сделай хоть что-нибудь
Что ж ты сдалась что ж мешкала
Жертвою стала простой
Ох нелегко мне девушки
С синею бородой

КРАЖА

В антикварную лавку зашел
Человек черноглазый в длинном пальто
С цепким внимательным взглядом
С полминуты он постоял
Отыскал средь подделок и хлама
Несколько скромно стоящих шедевров
Их он облил еще раз
Своим пристально метким вниманьем
В целости миг красоты запечатлев
А затем повернулся он и
Молча ушел не заплатив ни копейки
Но красоту всю с собой он унес
Сникли шедевры и скрылись навеки
Средь кучи подделок