НЕ ЖАЛЕЙТЕ, БАБЫ, МУЖИКОВ!

Не жалейте, бабы, мужиков!
Их жалеть — себе же и дороже...
С ними нужно быть намного строже,
Чуть чего — по роже, дураков!
А иначе сядут на хребет
И поедут, вас же понукая.
И не скажешь: я, мол, не такая,
Чтоб готовить завтрак и обед.

Не жалейте, бабы, мужиков,
Этих захребетных паразитов!
Не таскайте им из общепитов
Голубцов и плавленых сырков.
Не оценят, бабы, никогда,
Не подымут ласково на руки...
Мужики — как мало в этом звуке:
Только брюки, лень и борода...

КАК ОБЫЧНО…

Мой мужик, пришедший без получки,
Грязный, рваный, пьяный, мне сказал:
“Я эмансипированней сучки
Никогда на свете не встречал!”
Был бы он кобель — я бы стерпела:
Отоспится — может поиметь...
Но поскольку... Да к тому ж... Огрела!
Чем придется. Как тут не огреть?!
Он заплакал. Я не пожалела.
Он ушел. Мне хочется реветь...

ДА НЕ ТАКАЯ Я И ЗЛАЯ...

Да не такая я и злая,
Как мне обычно говорят.
Судьба моя была такая,
Что нынче злюсь на всех подряд.
А вечерами у экрана,
Когда собакой тянет выть,
Мне тоже хочется быть странной,
Мне тоже хочется любить.
Быть для кого-то королевой,
Кому-то верить просто так.
Но довелось родиться Евой,
Когда в Раю крепчал бардак,
Когда добро и зло смешалось
В один кошмарный беспредел.
И я немного помешалась
От этих глупых райских дел.
Вот и гляжу на всех с прищуром,
Устав от вечного вранья...
Как трудно жить на свете дурам –
Таким доверчивым, как я!

БЫЛО

Я позабыла твой номер. Сто лет
Не набирала его на диске.
Служба “09”. Слышу в ответ:
“Ждите ответа телефонистки”.
Жду. Отвечают: “Такого нет.
Ваш адресат поменял прописку.”

Я позабыла твой профиль. У нас
Не было времени сделать фото.

Виделись мы восемнадцать раз
Походя, редко, во время работы.
Помню лишь рот, выражение глаз,
Вкрадчивый голос и запах пота.

Помню, как долго тебя ждала
И безнадежно, безумно любила.
Помню: придумывала дела,
Чтобы время быстрей проходило.
Помню, как выла одна у стола,
А остальное уже позабыла.

Где ты теперь, мое грустное “было”?
Сгнило. Остыло. Сгорело дотла.

ХРУСТАЛЬНАЯ ВАЗА

Русобородый, голубоглазый,
В меру ученый, в меру дурак,
Он подарил мне хрустальную вазу -
Не на именины, а просто так.
Тоже мне — северный джин из бутылки,
Череповецкий Конек-горбунок!..
Ваза, как витязь, стоит у развилки
Женских моих непутевых дорог.
Может быть, сразу — в мусоропровод?
Или на полку — пускай постоит?
Впрочем, хрусталь — незначительный повод
Для раздражения и обид.
Что же я сразу от злобы на стенку?
Вдруг он другой и, вручая презент,
Не поспешит ухватить за коленку,
Высчитав точно удачный момент?
Может быть, он — деликатный и нежный,
Интеллигентный, застенчивый... Но
Все как всегда. И конец неизбежный:
Гостя — за дверь, а подарок — в окно.
Это не глупость, а опыт и годы.
В шрамах душа от бесчисленных драк.
Ты извини меня, русобородый,
Просто ты сделал не то и не так.

Генрих Александр УЛЬСТ
(Александра КОСС)

В 1990 году в Ленинграде вышла в свет удивительная и, к сожалению, почти не замеченная критикой книга под названием “Ослиная кожа” с подзаголовком: “Стихи и проза из тетради в сером сафьянном переплете, принадлежавшей Генриху Александру Ульсту, драгунскому ротмистру, изданные его дальним родичем с примечаниями, введением и кое-какими сведениями о жизни вышеназванного. Перевод Александры Косс”. Александра Марковна Косс, известная своими переводами стихов и прозы, в основном с испанского и португальского языков, создала на сей раз нечто вроде повести в жанре литературной мистификации. В центре ее — образ молодого австрийского офицера, расстрелянного в тридцатилетнем возрасте в декабре 1796 года “за то, что публично назвал своего генерала, известного и отъявленного мерзавца и мздоимца, — мерзавцем и мздоимцем, ударил его по лицу — вполне весомо, с оттяжкой, а не просто хлопнул, провоцируя дуэль, невозможную, впрочем, — и сломал его шпагу...” Рукопись — конечно же, случайно найденная некоей госпожой Аннемарией Эггеберт