И себя не хватит. Но было б странно
и сейчас по краю гулять стакана
под распевы кошачьих свадеб.

Никогда не поверите, как мы жили
при таком режиме в своем режиме.
Или надо принять как милость,
что за десять лет ни во сне, ни въяве,
на весу, в бездонной воздушной яме
сердце, падая, не разбилось.

Самолет в конверте уносит камень.
Телефон короткими бьет гудками.
Телеграфная ходит лента.
Это наша молодость удлинилась -
на четыре стороны накренилась,

а потом разошлась бесследно.

***

Каждый выдох летит в преисподнюю.
Каждый вдох отражается в ней.
И дыханье, гимнастика йога,
наступает на черную сотню
ежегодно отпущенных дней.
Каждый третий, но это немного.

Приезжайте ко мне, когда
закадычной гудят артелью
затяжные болезни роста.
И к чудовищному хотенью,
и к велению без труда
привыкаю. Но это просто.

Что бы к прошлому смог прибавить
неизвестно какой избыток,
потонувший в плохом вине?
И зачем оставлять на память
неразборчиво-долгий свиток,
сон засвеченный - обо мне.

***

И вечер сегодня не страшен,
не страшен, не страшен, неслышен,
сияющим шелком наглажен,
разнежен, почти напомажен.

И город сегодня спокоен
и жидким стеклом перекрашен.
Откуда сиянье такое?
И медленный шепот покоя
в подтаявшем воздухе нашем
какими ветрами надышан?

Не страшен, не страшен, неслышен.

***

Родная кубатура, - вместилище души.
Скажи, губа не дура! А кто она, скажи?

Ах, тещина малина! Еще стакан чайку.
Судьбина-акулина, кричи ку-ка-ре-ку.

В готовой халабуде приканчивая дни,
живем почти как люди мы, люди. А они? -

Шуруют тайной кодлой и явной сволотой.
Угодный-неугодный, а входит как влитой

их выговор. Поди ж ты: из перекрытых пор
не дважды и не трижды втекает в разговор.

Не знать бы нам такого. И в памяти певца
свиное прятать слово для красного словца,

когда тебе горячий он перешлет привет
веселой кукарачей. А к ней приправы нет.

***

Не боюсь признаться в червоточине

Как мужик, застрявший на обочине,
поневоле тащится вперед -
старостью раскрашен под индейца,
осторожной поступью надеется,
иноходью греется - живет

Так и я, несвежих полотенец,
кучки пепла автор и владелец,
не спешу проветриться. Увы!
И надеюсь, что еще не скоро
шапками последнего разбора
закидают выше головы

КРАСНЫЕ ВОРОТА (1)

Потемневшая высотка. Охранительная сетка.
Кристаллическая шуба цокольного этажа.
Храм, бетонная беседка.
Бьет московская погодка как тяжелая вожжа.

Детский сад, но где же дети?
Только ветер за спиной.
На гранитном парапете
белый оттиск соляной.

Помню, и тогда знобило -
в круговой прогулке парной,
в детской упряжи навек.
Так я вижу все, что было:
сквозь затянутую марлей

форточку смотрю на снег.

КРАСНЫЕ ВОРОТА (2)

Голод? Голода не было.
Был до конца концов
в облаке цвета пепла
мелкий набор свинцов.

Съевшие тонну пыли,
сто килограмм песка,
рады, чтоб их лепили
из одного куска,
люди читали, чтили,
знали наверняка
строчечный след несчастий,
воздуха трафарет -
облачно-серой власти
самый большой секрет.

САД ИМ. БАУМАНА

Трудно теперь говорить всерьез,
что преднамеренно входят в нас
перебеливший себя мороз,
снежный объем и лесной запас.