ные гетры и расстегнула на джемпере пару верхних пуговиц, чтобы обнажить шею.
В центре зала, обвешанного новыми, ещё невиданными Катей, иконами, стояла большая купель с водой, возле которой Катя получила распоряжение встать спиной к окну. Отец Ларион зажёг свечи и взял очень старую книгу. Началась плавная молитва. Прочитав слова о том, что отныне “раба Катерина” отрекается от всей скверны и нечисти, отец Ларион шёпотом подсказал ей: “Скажи, отрекаюсь”, — “Отрекаюсь”, — сказала Катя и почувствовала, как все части её тела сотрясла лёгкая дрожь, будто стаи мурашек пробежались по рукам, ногам и спине. Лоб, шею, колени, ладони покрыли росчерки масла. Лицо окропила вода. За окном сквозь морозные узоры тянулось холодное неживое солнце. Пел голос священника. На Катю опускалась вера в новую сказку, — а вдруг у неё окажется счастливый конец? Чувство восторга подступило к горлу и вырвалось подсказанными словами: “Отрекаюсь...” Он надел на неё медный крестик на льняной нитке...

Дома Катя уснула рано. Впервые ей было спокойно и не больно, как будто неизвестную накопившуюся боль выкачали из неё, а пустоту наполнили свечным теплом и запахом ладана. Она пропустила равнодушно мимо слуха слова матери: “Какой монастырь? Не пущу тебя ни в какой монастырь”, — и уснула в своей знакомой постели.
Но её сознание включилось уже в фазе сна.
Она приехала на лифте на незнакомый этаж незнакомого здания. На руках у неё был её кот Ла Моль. Её встретил новый человек в элегантном чёрном костюме, проводил из лифта в просторный вестибюль и просил подождать. Ла Моль куда-то исчез. Катя села в красивое кресло с высокой мягкой спинкой из чёрной кожи, прошитой блестящими гвоздиками, — от этого кресло напоминало панораму ночного звёздного неба.
Катя лежала в этом “небе” и смотрела на оживлённое движение людей, гуляющих по коридору. На миг ей показалось, что, возможно, это здание — больница. Но этот вариант лишь промелькнул и исчез. А Катя задумалась о том, что раз она во сне и хорошо понимает, что это – она, а это – сон, то значит, она может осознанно лепить из своего сна всё, что ей пожелается...
Катя вгляделась в фигуры гуляющих людей, и ей пришло в голову отыскать среди них Актёра, а если его не окажется в этом коридоре, искать до последнего в других. С этой уверенностью она встала из кресла и смешалась с людьми.
Она шла сквозь толпу и вглядывалась в лица, в надежде увидеть знакомые голубые глаза. Так она прошла один коридор, завернув за угол, оказалась в следующем, затем ещё коридор и снова люди. Каждый новый коридор оказывался всё более освещённым.
И вдруг Катя очнулась в ослепительно ярком коридоре. Люди стояли по стенам: женщина в лиловом костюме, девочка с мячом, незнакомый мужчина... А Катя поймала себя на том, что теперь она не идёт, а летит под потолком, а вокруг играет музыка, и скорость её полёта с каждым новым ритмом увеличивается. И вот она уже с бешенной свободной скоростью несётся по ослепительным коридорам, зная, что где-то там, впереди, её ждёт Свет, тепло и великолепие которого она чувствует сейчас на расстоянии. И чувство этого приближающегося Света даёт ей ещё большую скорость.

Впереди показались спинами четыре низкие фигурки людей в белых одеждах, идущих спокойно вперёд, напоминающие переодетых в хирургические костюмы, детей. И тут Катя поняла, что она больше не спит, а действительно летит по коридору. И на выбор у неё есть только миг – вернуться в мир, в котором она заснула, или лететь до конца.
“Но здесь же нет Его”, — досадно вспомнила Катя. “Его здесь нет!”, — захотелось ей кричать. “Я не нашла Его!” — закричала она, и полёт остановился. “Я не нашла Его!” — и она увидела узор настенного ковра и книжные полки в изголовье. Удивление, досада, вопросы снова вернулись к ней.
Она повертела в пальцах нательный крестик и села на постели, протирая глаза, распутывая волосы. На одеяло запрыгнул весёлый Ла Моль. И Катя улыбнулась. Это было первое утро в Катиной жизни, которое началось с улыбки...

Первое, что увидела Катя, выйдя из автобуса, — афиша. Такая обыкновенная афиша. И шрифт чёрным по белому, о том, что в Сибирь едут гастроли. Его гастроли. Его! Его-о-о!!!..

г. Москва

Леонтий РОНИН

ДВА ВЕЧЕРА И УТРО

Познакомился с Н. В. я случайно. Но вокруг случившегося собираются события. От их количества происходит качество и рождается происшествие. Из событий и происшествий складываются истории. В прошлом веке они назывались обыкновенными. Из случая, события, происшествия и слепился этот рассказ. До истории не дошло, за два вечера и утро истории не сочиняются.
А поскольку повествую от первого лица, сообщу, что “я” — это невысокий, но очень толстый и занудливый, похоже, господин лет пятидесяти, совершенно лысый (увы, от рождения), с большой и жутко черной бородой. Настолько черной, что злые языки утверждают, будто она крашенная.
Итак, на конечной станции “Юго — Запад” я ожидал даму. Поезда показывались из тоннеля как испорченная “кукушка” — каждые две минуты.
Из вагонов выливались пассажиры, быстро испарялись, обтекая меня, перрон высыхал, а Н. В. снова не было. Через пять минут отправлялся автобус. Все, последний поезд и ухожу. С этим последним Н. В. и появилась. В просторных шароварах, нелепых, хотя и фирменных, в курточке, явно маловатой, без косметики — какая-то бледная, серая, почти жалкая. Везет мне на женщин, которых не волнует, как они выглядят. Тем более удивительным диссонансом была ее походка — частые крошечные шажки маленьких ножек, так ходят балерины, а не учительницы рисования в школе.
Автобус был полон, и пришлось сидеть с ревущим за спиной двигателем.

Скачать полный текст в формате RTF