<< |
|
Василь БЫКОВ
ХУДОЖНИК. СОЛДАТ. РОВЕСНИК.
Наши дорогие друзья, старики-ровесники...
Они уходят один за другим, и вокруг все больше пустого пространства, от
которого веет холодом небытия.
Виктор Астафьев, как мне кажется, всю жизнь был одиноким, хотя всегда
жил между людьми, окруженный семьей, поклонниками, друзьями. Но душа его
принадлежала прошлому — беспризорному детству, любимой бабушке, войне,
откуда он навсегда ушел и, уходя, оставил беспримерные, вопиющие по силе
свидетельства. При этом он не беспокоился, как его свидетельства воспримут
окружающие, там паче власти, — истина и правда были для него важнее. Им
он и служил вопреки всему.
Когда он только еще обратился к военной теме, люди, вскормленные на военно-патриотических
мифах, сразу забили тревогу: как же — искажение святого и правого дела
победы! Астафьев не стал оправдываться — он написал еще глубже, злее и
правдивее — нате вам всю правду о великой, жестокой и в чем-то бесправной
войне. Бесправной прежде всего по отношению к миллионам ее жертв, в силу
собственной гибели лишенных возможности сказать слово в свое оправдание.
За них сказал он, Астафьев, один из очень немногих в его поколении, которым
посчастливилось выжить, кто не утратил мужества и отваги встать на защиту
“проклятых и убитых”. Может, не самым ранним был тот его голос, зато самым
решительным и пристрастным.
Мы с ним виделись и общались редко, от случая к случаю. Но присутствие
друг друга в этом мире и ли
|
|
тературе, надеюсь, ощущали неустанно. За три месяца до
его кончины я получил от него письмо со словами поддержки и добрых пожеланий.
“Бесконечно люблю тебя и всегда тебе помню. Храни тебя Бог от всех напастей”,
— заканчивал он это письмо. Еще до того он утешал меня из своего далекого
Красноярска в моей финской “ссылке”. Мне было не намного хуже в Финляндии,
чем в родной Беларуси, но я был благодарен ему за его душевное понимание.
Наверное, он знал цену обитания на чужбине и был убежден в необходимости
жить дома. Свой дом есть божеское предопределение, исполнить которое должен
почитать за счастье всякий живущий. Он исполнил — жил и скончался дома.
Когда-то он одним из немногих русских писателей поддержал меня. Это после
подлого случая фальсификации моей подписи под известным письмом в “Правде”
против Александра Солженицына, когда я собирал подписи в свое оправдание.
Виктор сказал тогда: “Не трепыхайся. Перед этими людьми не оправдаешься.”
Наверно, это было правильно — мое оправдание никому не понадобилось, обвинение
же сгодилось всем. И тогда и особенно впоследствии.
И вот его уже нет.
Он свое отбыл в этом мире, сказал слово правды о нем и тем, будем надеяться,
хоть на капельку способствовал улучшению непрестанно замутненного человеческого
сознания. Хотя бы в смысле разумения человека о самом себе. В том числе
и русского человека. Хотя многие из его соотечественников вряд ли остались
за это благодарны ему. Но такова уж природа человеческая — правда не всегда
мед. Тем более горькая правда.
Спи спокойно, дорогой Виктор, великий художник, солдат и ровесник. Скоро
встретимся...
|
>> |