Александр ЛИЗУНОВ

***

Наверху, в облаках
реет черный истребитель...
Кто вертит ему руль,
кто дымит его трубой?..
Б.Гребенщиков

Черный ворон, черный ворон,
друг мой давний, старый ворог,
принесешь какие вести,
что накличешь-нашепнешь?
Звёздна ночь после бурана,—
то не час Быка — час Врана.
Нечисть вымело с экрана,
лишь в эфире рябь и дрожь.
Время — видишь, слышишь, ворон? —
входит дуром, буром, вором
и всех нас — поврозь и хором —
ловит в крепкие силки.
Кто их режет автогеном,
кто скулит интеллигентно
ах, про волю и дорогу,
в чистом поле васильки.
Из конца в конец державы —
посвист крыл железных ржавых,
и с небес обетованных,
смрадной копотью разя,
разбиваются о сопки
наши зяблики и сойки, —
всё мертвей на старых трассах,
где летать уже нельзя.
Никуда и не летится,
только черный ворон-птица
всё прочней в душе гнездится
на ветвях, покрытых льдом.
...Он хранит секрет реченья...
Затеплю свечу в Крещенье.
— Взвейтесь вороны орлами,
выше купола с крестом.

***
Коль держит земля — не тревожься.
Но только едва на сажень
ты вверх от нее оторвешься,
тотчас превратишься в мишень.
Кружение здесь безнадежно —
стреляет без промаха тать,
но если ты латы наденешь,
ты больше не сможешь летать.
А если, уйдя от удара,
ты сразу же к небу рванешь,
удача достанется даром,
но ты никогда не вернешь
тот миг беззащитной свободы,
что сердцу нужнее была,
чем эти пустые высоты,
куда не достанет стрела.

***
Ночь — это окон вычитанье,—
где свет горел, теперь темно.
Одно лишь — явно не чета им —
не гаснет желтое окно.

И человек, что в нем маячит,
как одинокая сова,

такой же мучится задачей,
где вычитаются слова.

И скоро, скоро от дневного
числа их
            в столбике “дано”
останется совсем немного:
три слова,
два,
потом — одно.

УЛИЧНЫЙ МУЗЫКАНТ

Иные поют в переходах,
             а этот — освоил базар.
На старой гитаре
             у самых дверей павильона
играет вслепую,
             поскольку не видят глаза,
не видят, не знают
             ни красных цветов, ни зеленых,
которыми полны
             прилавков ряды и лотков,
где в шуме теряется
             голос его с хрипотцою.
Высоцкий и Визбор! —
             как, братцы, вам тут нелегко
соперничать с дикою
             магнитофонной попсою!
— Вы, граждане, шли на базар? —
             так кончайте базар!
Блатного романса изволите, —
             ждите в сторонке.
И, кстати, видали, в натуре,
             вы черный пиар?—
тогда посчитайте монеты
             в картонной коробке.
А, впрочем, кто тронет:
             она под присмотром братков,
сводящих его ввечеру
             с музыкального ринга.
Буханку возьмет да бутылку,
             и день был таков,
хлебнувший по горло щедрот
             от свободного рынка.
Он водкой простуду пролечит,-
             ему не впервой.
Пока не утихнут во тьме
             иномарок фанфары,
как ворон, молчит
             черный ангел-хранитель его,
глядящий пустою глазницей
             под грифом гитары.

г. Омск